- Катрин, этот человек разрушил твою жизнь, из-за него меня сослали в Нижегородский полк! Как ты можешь упрекать меня за то, что я желал ему смерти?! - взорвался Петр.
- Из-за него? Петя, побойся Бога! Это ты проиграл ему двадцать тысяч! Это ты умолял меня просить его об отсрочке! И этот человек - отец моего ребенка! - глядя брату в глаза отчеканила Катя и, развернувшись, бросилась вон из комнаты.
На следующий день Варвара Иннокентьевна, Петр и Танюша засобирались домой в Забелино. Катя, напуганная обвинениями Елецкого, сначала хотела поехать с ними, но после разговора с бабулей передумала.
- Собираешься сбежать, поджав хвост, - неодобрительно покачала головой графиня. - Я думала, ты сильнее. Пойми, девочка, твоей вины здесь нет. Петр, безусловно, поступил в высшей степени непорядочно, утаив правду от князя Елецкого, но ты не должна прятать глаза, будто виновата в чем-то.
- Как же я могу остаться? - вздохнула Катя. - Только представьте, какой будет скандал, когда откроется вся правда о женитьбе князя Елецкого?! Да и захочет ли он видеть меня после всего этого?
- Трусиха! - бросила графиня. - Если ты действительно любишь его, то должна остаться и дождаться его. Не забывай, что он почему-то приезжал к отцу сказать, что обвенчается с тобой. Вот когда ты услышишь из его уст, что он более видеть тебя не желает, тогда и уйдешь с гордо поднятой головой, а не трусливо сбежишь, поджав хвост, пока его нет.
- Вы правы, madam. Я остаюсь, и спасибо Вам! - вскинула голову девушка, твердо посмотрев в глаза своей пожилой родственницы.
- Вот и умница! Я знала, что у тебя мой характер, - улыбнулась графиня.
С этого дня для Катрин потянулись дни в томительном ожидании вестей с Кавказа. Но шла неделя за неделей, а ей по-прежнему ничего не было известно о судьбе своего "мужа". Каждый день она ходила в небольшую часовенку в имении и, осторожно опустившись на колени, возносила молитву Богородице о том, чтобы раб Божий Николай вернулся как можно скорее целым и невредимым.
Глава 7
Привалившись к стене сарая, Николай Елецкий смотрел сквозь щели, как предутренний сумрак сменяет непроглядную темноту южной ночи, в который раз благодаря Бога за эти самые щели в стенах. Он давно уже не спал, потому что эти часы перед рассветом были для него самыми любимыми. Днем сарай так нагревался на солнцепеке, что в нем становилось жарче, чем в бане, дышать было совершенно нечем, и Ник впадал от этой жары в какое-то странное состояние между сном и бредом. За ночь в сарае становилось прохладнее, но не намного, а вот перед рассветом, если прильнуть лицом к щели, можно было вдохнуть чистого, прохладного и свежего горного воздуха. Николай знал, что как только покажутся первые лучи солнца, придёт великан Гяур, принесет ведро холодной воды и немудрящий завтрак: черствую лепешку и кусок козьего сыра. Избалованный изысками французской кухни, Ник уже начинал ненавидеть этот козий сыр, но пища и самих горцев не отличалась особым разнообразием и изобилием, и он понимал, что кормили его тем же, что и всех. Долгими днями и ночами Ник не мог не думать о своей дальнейшей судьбе. Почти два месяца минуло с тех пор, как Петр покинул маленькое горное селение, в котором прятался отряд Кахира. На то, что Забелин вдруг преисполнится милосердия и доставит его письмо отцу, рассчитывать не приходилось. Значит, надеяться он может только на себя. Он быстро поправлялся - может, благодаря заботам Кьяры, или так сильно было в нем желание оставить ни с чем самонадеянного Кахира, который возомнил, что может удерживать его, князя Елецкого, в плену, да еще и требовать выкуп за него. Он чувствовал, что уже достаточно окреп для того, чтобы попытаться сбежать, и теперь выжидал подходящего момента.
