Как же это хорошо - вновь почувствовать себя красивой и ухоженной, а не жалкой оборванкой, при виде которой дамы брезгливо подбирают юбки и кривятся от отвращения, сменить цветастые тряпки, которые приходилось носить в таборе, на одежду, более приличествующую твоему сословию. Легкое платье из белой кисеи не стесняло движений, и в нем не было жарко, хотя август в этом году выдался знойным. Роскошные Катины локоны, расчесанные до блеска и уложенные в модную прическу заботливыми руками горничной, красивой волной спадали на плечи. Наталья Федоровна, сидя за маленьким столиком напротив внучки, откровенно любовалась девушкой.
Минуло уже две недели с того дня, когда Катя, босая и совершенно измотанная, появилась на пороге усадьбы покойного графа Блохина в Романцеве. Наталья Федоровна тем же вечером отписала дочери в Забелино о том, что Катерина жива и находится у нее. Это было едва ли не первое ее письмо дочери за долгие двадцать пять лет. Оно уже должно было дойти, и обитатели усадьбы в Романцеве со дня на день ждали гостей.
Весть о том, что графская внучка нашлась живая и здоровая, уже успела облететь окрестности Романцева, и любопытные соседи зачастили с визитами. Интересное положение Катрин скрыть было невозможно, и теперь вся округа гадала, кто отец ее будущего ребенка: то ли несостоявшийся жених Волошин, то ли повеса Елецкий, из-за которого она руки на себя наложила, или, может, вообще какой-нибудь цыган. Ведь по слухам девица полгода прожила в цыганском таборе. Но все это не волновало ни Наталью Федоровну, ни Катрин.
Когда жизнь ее более или менее устроилась и вошла в привычную колею, ее все чаще и чаще стали посещали мысли о Николае. Где же он теперь? В великосветском Петербурге? Может, вскружил голову еще какой-нибудь наивной провинциальной дурочке? Тоска, невыносима и безысходная, терзала сердце. Конечно, она и раньше думала о нем, но сейчас, когда у нее появилась масса свободного времени для размышлений, мысли о нем не покидали ее ни на минуту. Сердце замирало в груди всякий раз при воспоминаниях о той единственной ночи в его объятьях. Разве сможет она забыть когда-нибудь сладость его поцелуев, нежность сильных рук, особенно сейчас, когда дитя переворачивалось в утробе, напоминая о том, что все это ей не приснилось, и она, наивная дурочка, действительно подарила этому легкомысленному повесе свою невинность. Мудрая бабушка ни разу не спросила ее о том, что же случилось с ней в Петербурге и кто отец ребенка, и Катя даже не подозревала, что поместье Елецких Отрадное находится в двадцати верстах от Романцева. Поэтому ее удивлению не было предела, когда на террасе появился дворецкий графини Семен и, склонившись в почтительном поклоне перед бабушкой доложил, что к ней с визитом пожаловал князь Елецкий.
