«Все повторится», — в панике думала девушка. Он схватит ее за плечи, притянет к себе и обожжет рот своими губами. Ощутив его прикосновение, она вновь задрожит и растает, как масло в огне. Ей не хватит сил даже на то, чтобы удержаться на ногах, не говоря уже о борьбе. И даже когда все будет кончено, на ее губах навечно останется клеймо его поцелуя…
Но Тристан не подошел к Женевьеве. Облокотившись на каминную полку, он уставился в огонь.
— Вы на редкость загадочное существо, леди Женевьева. — Тристан так неожиданно окинул ее взглядом, что она чуть не вскрикнула. — Хотел бы я знать, что движет вами?
— Желание спасти своих подданных.
Тристан направился к ней, и она сжалась. Он коснулся пряди волос, упавшей на щеку, приподнял шелковистый локон и обвил его вокруг пальца. Каким-то чудом Женевьева удержалась на ногах, хотя и боялась лишиться рассудка. Близость Тристана привела ее в полное замешательство. Она заметила, что от него исходит чистый и свежий запах — он явно вымылся и побрился. Вдруг Тристан посмотрел на нее в упор, и Женевьева почувствовала себя его пленницей.
Затем он отпустил ее локоны, словно утратив к ней всякий интерес, не спеша вернулся к огню, поставил ногу на каминную решетку и снова облокотился на полку.
— Итак, — произнес он, не сводя с нее глаз, — вы намерены сдержать свое обещание?
— Какое? — растерялась Женевьева.
Тристан скривил губы в усмешке и приподнял бровь.
— Обещание развлекать меня. И угождать мне.
— Да, конечно.
Он улыбнулся:
— Предупреждаю вас заранее, миледи: нарушить это обещание вам не удастся.
Ее обдало могильным холодом. Да, она солгала — ну и что из того? Через несколько минут все будет кончено. Это война, сражение, где любые средства хороши. На мгновение Женевьева лишилась дара речи.
— Клянусь Богом и всеми святыми, миледи: вы сдержите свое обещание. Даю вам последний шанс. Уходите немедленно или запомните, что отныне я считаю ваше обещание священной клятвой. Вы исполните ее? — вкрадчиво осведомился он.
Господи, когда же это кончится?
— Да, да! — нетерпеливо выкрикнула Женевьева.
Последовала томительная пауза. Напряжение в комнате нарастало, как перед грозой. Наконец Тристан заговорил:
— Можете начинать. — Заметив недоумение Женевьевы, он пояснил: — Угождать мне.
— Но я… я не… Что вы хотите этим…
— Я хотел бы увидеть редкостный дар, который мне преподнесли. — Женевьева ахнула. — Надеюсь, теперь вы все поняли? Или я выразился слишком витиевато? — Тристан слегка поклонился. — Будьте добры раздеться, миледи.
