Получив паззл и справедливо заметив, что паззл нельзя считать игрушкой, ты отправилась выбирать игрушку. Ты не любила миленьких плюшевых мишек. Ты любила почему-то змей, драконов, червяков, лягушек, ящериц, крокодилов и прочую ужасную живность, от одного вида которой твоя няня нет-нет да и падала в обморок. Я даже думаю, что многие девочки любят драконов, червяков и змей, но беда в том, что никто не дарит девочкам змей, а все норовят подарить куклу Барби. Я думаю, получив в подарок десятую Барби подряд, многие девочки смиряются с тем, что змею им никто никогда не подарит, и начинают любить, что подарили, – то есть куклу Барби. По принципу «стерпится – слюбится», как взрослые женщины приучаются любить не того мужчину, который на самом деле нравится, а того, который взял в жены.
Но ты сама выбирала себе подарки. И на этот раз ты выбрала пластмассового носорога, достаточно пупырчатого и достаточно зеленого, чтобы смахивать на рептилию. Пока я платил за носорога и паззл, носорог, повинуясь твоей руке, стал уже расхаживать по магазинным полкам, бодать рогом кукол, хулиганить и придумывать себе имя. Потом носорог пробежался по полу, несмотря на то что я просил тебя не ползать тут со своим носорогом, где все ходят в ботинках.
А потом ты увидела динозавра. Динозавр был еще более пупырчатый, чем носорог, и еще больше смахивал на рептилию.
– Я хочу динозавра, – сказала ты и не стала слушать моих увещеваний, что, дескать, не можем же мы скупить весь игрушечный магазин.
– Тогда оставь носорога, – взмолился я.
– Носорога оставить нельзя, он уже живой, у него уже даже имя есть Носогргргр.
От покупки динозавра меня спасла продавщица. Она показала тебе, что динозавр заводной. И ты немедленно потеряла интерес к игрушке, которая оживает не по-настоящему, то есть усилием твоей фантазии, а всего лишь благодаря встроенной в живот пружинке.
А потом ты заболела. Господи, как же ты заболела! Ты заболела так, как, может быть, старший твой брат Вася болел в далеком детстве, а сама ты не болела еще никогда. Доктор сказала, что это желудочный грипп. Четверо суток у тебя была температура под сорок градусов, и температуру эту нельзя было сбить никакими жаропонижающими лекарствами. И еще рвота. Главное – рвота. Доктор говорила, что у тебя опасное обезвоживание, и рекомендовала перевезти тебя с дачи, где мы жили тогда постоянно, в Москву, чтобы «в случае чего «Скорая» успела приехать». Ужас! Доктор говорила: девочку надо отвезти в больницу и положить под капельницу, но ни одна больница не положит ее никуда, кроме инфекционного отделения, а в инфекционном отделении можно нахвататься таких болезней, что не стоит даже думать о них. Доктор велела нам выпаивать тебя. Каждые две минуты заливать тебе десертной ложечкой в рот соленую жидкость, днем и ночью, не останавливаясь. Мы переехали в город. Мы менялись у твоей постели: мама, я, бабушка, дедушка, няня. Ты лежала между сном и обмороком, а мы четверо суток поили тебя с десертной ложечки соленой жидкостью, мотались по аптекам, звонили врачу. И только пятнадцатилетний брат Вася не принимал никакого участия в мистерии врачевания и, чтобы не мешаться под ногами, сидел тихонько в своей комнате и играл в компьютерную игру «Моровинд» – магия всякая, знаешь ли, в компьютере, волшебные приключения в волшебной стране.
