Анатолий не понимал. Стихи не волновали его, и все, что я говорил, входило ему в одно ухо и выходило из другого. Так было до тех пор, пока я не прочел ему «Бесов». Мы сидели в гостиной все вместе. В камине горел огонь. За окном совсем уже стемнело. Ласка забралась с ногами на диван и устроилась, положив голову Обезьяне на колени. Я отхлебнул коньяка и начал читать:
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин…
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!
Не знаю, что – то ли завораживающий пушкинский хорей, то ли детские воспоминания о заснеженных полях в деревне Долгомостьево, то ли бог весть, какой частью речи являющийся – дин-дин-дин – звон колокольчика, но что-то увлекло прапорщика. Он весь подобрался и внимательно слушал стихотворение до самого конца. А потом помолчал и сказал:
– Здорово!
– Понравилось? – переспросил я. – Что понравилось?
Толик не нашелся с ответом, а я перечел ему стихотворение еще раз. Потом передал ему распечатанный на принтере листочек с текстом и спросил:
– Вы видите, Анатолий, как, например, в этом стихотворении оживает волк?
– Где оживает волк? – прапорщик оглянулся, как будто бы волк оживал у него за спиною.
– Смотрите! – я заговорил таинственным голосом, как говорят с детьми родители, приготовившие сюрприз. —
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали… «Что там в поле?
Кто их знает? Пень иль волк?»
Представьте себе: пурга, ничего не видно, и посреди пурги седоку или даже его коням мерещится в поле какая-то тень, что-то серое, то ли пень, то ли волк. Представили?
Толик, кажется, представил себе все это очень неплохо. Во всяком случае, он еще раз с опаской оглянулся и шумно сглотнул слюну, так что кадык прокатился по всему его горлу. А я продолжал:
– Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят…
Кто скачет, Анатолий? Пень? Или волк?
– Волк, – закивал прапорщик. – И глаза горят.
– Нет-нет, подождите! – я откинулся в кресле, понимая, что мне удалось зацепить дремлющее прапорщиково сознание. – У Пушкина нигде не сказано, что это волк. Он описывает какую-то тень посреди пурги. Пень иль волк. Больше слова «волк» в стихотворении нету. Почему же вы так уверены, что это волк? Откуда появился волк? Вернее, где появился волк?
– Ну-у… – прапорщик помедлил с ответом. – Скачет, глаза горят.
– Так, и где появился волк?
