Я вошел на кухню. За столом сидел Обезьяна, уплетал яичницу и пил кофе. Я поздоровался, сел за стол и, как бы ища себе оправданий, спросил:
– Деньги, которые вы мне заплатили, где вы их взяли? Украли?
– Украл, конечно! – отвечал Обезьяна, жуя. – Это вас как-то фраппирует?
– Ну, – я вздохнул, помолчал и погладил по руке Ласку, поставившую передо мной тарелку с яичницей и кружку с кофе. – Воровать нехорошо.
– Вот уж не соглашусь! – усмехнулся Обезьяна. – Воровать хорошо! Не будете же вы отрицать, что все зло на Земле, все войны, все конфликты, все зверства, все пытки осуществляются в борьбе за собственность? Люди почему-то решили, что собственность священна. А я говорю – нет! – Он вытер губы и выпрямился на стуле. – Я говорю: нет никакой собственности! Каждый может взять все, что ему потребно.
Обезьяна говорил уверенно. Но он говорил не то, что я хотел услышать.
– Вы коммунист, – усмехнулся я в ответ.
– Может быть, и коммунист. Только я считаю, что коммунизм надо не строить, а надо уже сразу в нем жить. И вот живу.
Я отхлебнул кофе:
– Беда только в том, молодой человек…
– Обезьяна, меня зовут Обезьяна! – Он, кажется, ждал этого разговора, но все равно сердился.
– Беда только в том, Обезьяна, что я-то не коммунист. Я-то признаю неприкосновенность собственности чуть ли не высшей ценностью на Земле.
– Это ваше право.
– И, пользуясь своим правом, я вынужден отказаться от выполнения контракта, про который мы с вами вчера договорились. На том основании, что оплачивается контракт ворованными деньгами. Аванс, разумеется, я вам возвращу, как только попаду домой.
Обезьяна встал и зашагал по кухне. Ласка стояла у него на пути со сковородой в руке, и он просто отставил женщину в сторону, точно мебель.
– Ну уж нет! – Вот этих-то слов я от него и ждал. – Вы могли отказаться вчера. Вы могли вчера задать вопрос, что это за деньги. И любые другие вопросы. Но вы ничего не спросили. Вы только пересчитали деньги и проверили, не фальшивые ли они.
– Я был пьян.
– Алкогольное опьянение, согласно вашим прекрасным законам, не является смягчающим обстоятельством. Наоборот – отягчающим. Я вот, если выпью, набрасываюсь на людей и калечу их. Поэтому я никогда не пью.
– Но вы же признаете свободу? – сказал я тихо. – Вы же не станете удерживать меня, если я захочу уйти?
– Я-то признаю свободу! – Обезьяна махнул рукою в окно. – А вот охранная система этого дома вашей свободы не признает. Ворота открываются, только если приложить палец к сенсору. Сенсор распознает пальцы лишь мои, Банько и владельца дома, каковой владелец скрывается теперь от своих эфэсбэшных дружков где-то в западном Сассексе. Впрочем, если вы сможете перелезть через забор, я не стану вас останавливать. Я бы на вашем месте перелез прямо сейчас через забор и был таков.
