Так я добрался до Сентрал-парка с его именными скамейками, украшенными табличками вроде «Дорогому дедушке, любившему тут гулять со своею палкой».
Выводок младших школьников дисциплинированно лизал мороженое, любуясь прудом.
Туберкулезный негр, кашляя, рылся в урне.
Из-под ног шедшей навстречу по аллее девушки вспорхнул голубь, так что на миг показалось, что это она махнула мне крылом.
Бронзовый Морзе без конца принимал свои бронзовые телеграммы. Я спросил, нет ли и для меня.
– Вам ничего…
За то время, что я не видел тебя, тут уже два раза подстригали траву.
С яблонь опали все розовые лепестки и улеглись на газон вроде импрессионистских овальных теней под кронами.
Весна в Нью-Йорке кончилась, и наступило то время года, когда фрукты на теневой стороне улицы делаются дороже, чем на залитой солнцем.
Изнутри я начал обрастать английскими словечками, как чайник накипью. Еще чуть-чуть, и стану по-русски думать с мистейками.
«Так и бывает», – мелькнуло в голове, когда я мысленно стоял с прадядей Лазарем в огромном зале Музея иммиграции на Эллис-Айленде перед клерком, решавшим его и мою судьбу.
Я чувствовал за спиной колыхание толпы с чемоданами и коробками и слышал, как они шикают на детей.
И угадывал их взгляды, тоскливо устремленные через высокое окно в сторону не воздвигнутой еще величественной статуи Свободы с восьмидесятицентовым вафельным мороженым в подъятой руке.
Америка – новая страна, и американский дом всегда с иголочки нов.
Это не европейское жилище, кирпичное и каменное, с дубовыми переплетами стропил, тяжелое и рассчитанное на поколения детей и внуков, если не прямо на вечность.
Это легкое и простое в изготовлении сооружение из прессованных опилок, фанеры и чуть ли не картона.
Когда придет время Америку сносить, изрядную часть ее просто сдадут в макулатуру.
Как-то мне решили показать действительно старый дом и привели туда. Он был построен в начале 70-х.
Внутри вы также не обнаружите ни одной старой вещи.
Лишь редкие эмигрантские дома замусорены книгами и безделушками в достаточной мере, чтобы напоминать жилье.
А дом холостяка отличается от того, в каком обитает женщина, только отсутствием зеркала в рост.
Зато в каждой спальне высится по черной с хромом патентованной дыбе, чтобы вытягивать мускулы, наливаться силой и худеть.
И по всему дому, днем и ночью, в кондиционированной тишине попискивает тут и там что-то электронное, вроде сверчка.
Нет, право, это прекрасная и безмятежная страна, где упакованную в пленку почту просто бросают на асфальт у крыльца под латунным ящиком без замка.
