Анна снисходительно усмехнулся и сел снова в кресло.
Никодим минуту помолчал и наконец промолвил:
– На сегодня, я думаю, мы кончили. – И, когда Каиафа утвердительно кивнул головой, он удалился.
– Этот малый слишком смел, – возмущенно промолвил первосвященник, оставшись наедине с Анной. – Ты обратил внимание, как он заступался за эту негодницу?
– Он был одно время с ней в близких отношениях, – спокойно ответил Анна. – Трудно удивляться – он молод, а Мария действительно девица очень привлекательная. У нее в самом деле много друзей и покровителей; племянник Гамалиеля изрядно из-за нее разорился, но тем не менее защищал бы ее, наверно, не менее рьяно. Все от нее без ума…
Анна задумался и прибавил:
– Эту популярность можно бы, однако, использовать.
– Но как? – спросил Каиафа.
– Если бы кто-нибудь, нежелательный для нас, как выразился Никодим, вздумал бы обидеть ее, тот рискнул бы столкнуться со многими влиятельными лицами.
– О ком ты, например, думаешь?
Анна, однако, который не с очень большой готовностью посвящал зятя в свои планы, ответил уклончиво:
– Ни о ком, собственно, определенно; это я так говорю, вообще, что все на свете можно использовать.
Он встал, попрощался с первосвященником и, вернувшись к себе домой, долго совещался со своим доверенным слугой Товией. Товия поддакивающе кивал своей рыжей головой, причмокивал от восторга перед мудростью своего господина и тщательно запечатлевал в памяти имена фарисеев, намеченных для выполнения плана.
Сведения, сообщенные Эммаусом, отличались необыкновенной точностью. Ошибся он только относительно местопребывания Иисуса, который в то время, когда Эммаус делал свой доклад, ночевал в долине «Слезящихся Вод», откуда на следующий день утром можно было попасть в Иерусалим.
Из сопровождавших его учеников Филипп и Варфоломей опередили его на день пути, чтоб уведомить Симона, что рабби просит у него гостеприимства – дни он будет проводить в городе, а ночевать будет приходить в Вифанию.
При этом известии в усадьбе Лазаря поднялось необычайное движение. Марфа принялась печь лепешки из пшеничной муки, решив собственноручно приготовить все, что нужно будет, к столу возлюбленного учителя.
Ветхую, стоявшую в углу сада скромную хижину Симона принялись лихорадочно приводить в порядок; вся прислуга принялась за работу, даже больной и слабосильный Лазарь принял в ней участие.
Мария, узнав от Деборы, что означают эти приготовления, обрадовалась представляющемуся случаю увидеть хоть издали юношу, покорившего неподатливое к любви сердце ее сестры.
