– В «ментовке». Только что выпустили. Час назад.
– Чего так?
– А ну их…
Вернулся Костя.
– Где мои сапоги? – спросил он, заглядывая под кровати.
– У Ольги оставил, – буркнул, не открывая глаз, Саня, рабочий-геолог лет пятидесяти.
– Я их матом обложил.
– Это как?
Открыл глаза Колька Доронин, увидел рыжего и удивился:
– А ты как здесь оказался?! Чего-то ты пополнел, а?
Ильич затрясся всем телом:
– Страшный лейтенант!
– Кто это тебя?
– Милиция.
– Поручик Голицын, подайте патроны, – пропел Доронин.
– Корнет Оболенский, налейте вина! – подхватил, продолжая заглядывать под кровати, Костя.
– У нас выпить есть? – спросил Доронин.
– Нет, – сказал Ильич.
– Коста, сходи к бабам – у них наверно есть.
– Не могу. Где мои сапоги?..
– У баб оставил, – повторил Кирьяныч.
– Нет, я их матом обложил… Так! Давайте проанализируем ситуацию. Я спал здесь. Так? А сапог нет. Где они?
– У баб оставил, бежал от них босиком, – открыл глаза Кирьяныч Саня и посмотрел на Костю.
– Нет, вы только подумайте! – возмутился вдруг Костя. – Они мне говорят, пошел в п… Нет, не так – … отсюда. Прямо так и говорят. Представляете? Я говорю, вы нехорошие девочки…
– Девы, – поправил Доронин.
– Да, девы. Так и говорю, нехорошие девы, испорченные, палаточные суки…
– Редиски, – добавил Ильич.
– Да… Где мои сапоги!
Костя шлепал босыми ногами по плевкам и окуркам, заглядывал под одни и те же кровати. Сапог там, естественно, не было. Тогда он тряхнул за плечо своего друга, Серегу:
– Эй, ты, бородатый, проснись! Слышь! Серега! Вставай! Нам пора ехать! П…! Вставай!
– Пошел, – перевернулся на другой бок Сергей.
– Серега! – не унимался Костя. – Слышишь? Вставай! Хуже будет!
– Пошел! Не мешай. Я спать хочу.
Костя в сердцах махнул рукой, распахнул дверь и выбежал в коридор.
– Я тебя не сразу узнал, – вернулся к рыжему Доронин. – Ты точно поправился.
– У тебя друзья в милиции? – спросил Ильич.
– Они тебя замучат, – сказал Саня.
– Пусть себе, – согласился рыжий.
Правая щека у него распухла. Под глазом чернел крупный, с кровоподтеком синяк. Красными полосами алели рваные царапины на шее. Но, глядя на него, не смеяться было невозможно. Вьющиеся волосы Сергея рыжими космами торчали из-под когда-то белой фуражки. Глазки, голубые, маленькие, на большом, розоватом лице походили на двух убегающих, синих мышат. Сидел он, сгорбившись, на постели, жевал неспешно свой хлеб, а все, кто не спал, разглядывали его и смеялись.
– Выпить надо, – тряхнул головой Доронин.
– Так сходи, – пихнул его локтем в бок Ильич.
