– И накой тода ты, Никита, сюда приперся, если у нас грибы Советов, есть. Мы их можем есть? В чистом виде? – поинтересовался Стален.
– В том-то все и дело, что не можем, не можем найти и селекционировать, чтобы они в теплицах росли. Пока мы изыскать грибов сих не можем, ни в лесу, ни в тайге, ни в тундре. Поэтому я здесь, Ёсиф Виссарионыч. Может, удастся с кактусом договориться.
– С кем договориться, малахольный? С кактусом? Ты еще с этим ледорубом, что при входе в шляпе стоит, договорись, чтоб дверь тебе по щелчку открывал, – пошутил Ёся. – Как можно с кактусом договориться? Точно говорят, все ученые немного того, свихнутые, – он покрутил пальцем у виска.
– Я ж вам сказал, у них у всех есть мать одна, они, как ее дети, от нее никуда. Ну да ладно, пойдемте я готов к новым открытиям, – вставая с пола и отряхивая свой пиджак, произнес Никита.
– О, вот этА дЭло, мАлодец, Никишка, – похвалил его Ёсиф. – У тебя какая партийная кличка? Нету. Значит, будет. Будешь Никишкой, – утвердительно определил Стален.
Они вышли из номера, спустились по винтовой лестнице вниз и оказались в вестибюле отеля. У парадного маячил украинец, помогая очередному постояльцу разгружать багаж. Подойдя вплотную к портье, Стален четко, с выраженным грузинским акцентом спросил украинца о возможном приобретении им кактуса. Украинец осведомился о необходимом количестве кактусов и был крайне разочарован, услышав, что нужен всего один и что, разрезав его на четыре части, три они съедят, а четвертую оставят для селекции. Он попытался объяснить им, что никакой селекции кактус не поддается, потому как многие мексиканские и мировые светила науки не смогли приручить данную культуру к парникам, но видя, что лысый сильно возмущается, оставил эту затею оспаривать дальнейшее. Сославшись на свою занятость, он пообещал вечером доставить продукт мексиканских степей прямо в номер, с чем и откланялся. Стален с Хвощовым, поняв, что дальнейший диалог ни к чему не приведет, поднялись в номер и стали ждать. Нет худшего, чем ждать и догонять.
Вечер настал. Столица Мексики погрузилась в темноту, и багровый диск солнца, сменила чайная тарелка луны. Повеяло еле ощутимой вечерней прохладой после изнурительного, раскаленного дня. Открылись всевозможные трактиры и таверны [10] , улицы запестрили зазывалами, уличными музыкантами и девицами легкого поведения. Вечерний Мехико зажег огни и распахнул врата разврата и прелюбодеяния. Любой житель или турист мог чувствовать себя в этой прародительнице Белиала [11] , гегемоном, стоящим на вершине мира. И каждый мнил себя таковым, попадая в объятия ночи. Стален мерил шагами номер, было ясно, что он нервничал. Длительные минуты ожидания раздергали и без того вспыльчивого грузина. Он уже думал, что украинец его обвел вокруг пальца и что ни какого пейоты ни видать ему, как своих ушей. Какой же он все-таки наивный, когда разговор заходит о всемирном господстве. И как можно было доверять украинцу, если он, министр иностранных дел, сам лично ввел в обиход своего народа пословицу: «Хохол родился – еврей заплакал». Как мог он пропустить личину обмана меж своих цепких щупалец, он, обладающий невероятной интуицией и чутьем вора, Ёсиф Стален. Но около девяти часов вечера, в дверь номера Сталена постучали. Ёсиф невольно дернулся к двери и в одно мгновение отворил ее. На пороге стоял украинец, держа в одной руке стеклянный сосуд, в другой – бутылку содовой «Боржо».
