– Помогают тебе во второй палате?
– Да ниче, помогают, Саша – изумительный человек – чифир дает. У меня же денег вообще нет с собой, как домой поеду – хрен знает…
– Ладно, пошли, – сказал я, – скоро ужин…
У него цирроз печени и он очень скоро умрет.
Вышел после ужина покурить на улицу. Опять один из местных уродов (который меня особенно раздражает):
– Ты так и не рассказал пацанам, чё ты там пишешь. В это время Саня огибает угол здания, чтобы через окно передать в первую палату чифир.
Мной овладел обычный приступ безумной злобы, но я вспомнил, что благородный муж не должен впадать в гнев, и спокойно ответил:
– Да ничего не пишу…
– Мемуары, что ли?
– Да я даже слова такого не знаю. Чё ты все время лезешь ко мне?
– Нет, ну скажи, ты вот в какой палате?
– Какая разница? Я же тебя не спрашиваю, в какой ты палате.
– Так ты спроси.
– Да мне все равно, – сказал я, бросил окурок в урну и пошел к себе на второй этаж.
14.08.2009 (пятница, утро)
Снилось что-то очень длинное, мы с дедом легли очень поздно, наши счастливые сопалатники уснули гораздо раньше.
У деда своя личная персональная лампочка, которая горит всю ночь, из-за чего к нему возникают претензии.
Дед вчера долго объяснял преимущество совы перед жаворонком (или наоборот, я уже не помню точно), и мы при тускло-ярком свете этой лампочки читали до трех часов: он тщательно штудировал «Вечерний Екатеринбург», принесенный вчера доброй женой, а я Акунина – «Детскую книгу».
Деду 69 лет, его зовут Рудольф, а жену – Луиза.
Такие дела.
Как объяснил дед, родители жены как-то, типа, посмотрели, типа, пьесу Шиллера «Коварство и любовь», и она, типа, их зарубала, и они назвали свою дочь в честь т о й Луизы… (дед, к сожалению, излагал все это куда более литературным языком).
Дед вообще интересный человек. В школе его дразнили Адольфом, и он сменил имя на Роберт (почему – бог знает), а потом, типа, сменил обратно.
Он преподаватель физики, всю жизнь пишет какой-то труд – о мягкой механике твердых тел, и каждое лето сознательно уходит в запой, а потом ложится сюда.
Перпетуум-мобиле.
– То есть ты только летом пьешь? – спросил я.
– Почему? – обиделся дед.
Как выяснилось, в обычное время он пьет, по его выражению, по системе Хемингуэя – тридцать граммов в час: пройдет час – еще тридцать и так далее.
В ожидании нового часа он читает.
Что он читает, я забыл спросить. Очевидно, «Вечерний Екатеринбург».
Зовут на завтрак.
Запомнил только конец сна – что будто бы мы с Максом и Тимофеем спим в одной постели, Макс посередине, прижавшись к жирному телу Макса, причем Тимофей его целует (фу, какая гадость!), потом мы идем по городу, мне надо ехать в больницу, а я все думаю: не выпить ли мне с ними, а потом поиграть во что-нибудь, мы доходим до цирка, и они садятся в какой-то девятый автобус (который вообще там не ходит) и уезжают, а я остаюсь.
