Завтра в девять тридцать надо идти снова, заключение же будет готово на следующей неделе, потом это заключение отнести Ауэрбах и так далее.
Скоро будет ужин. Вчера мы с Коробейниковым в дополнение к капусте, которая ожидалась на ужин, взяли из холодильника три сосиски (которые и поделили по-братски: одну целую и шестьдесят пять сотых сосиски – мне, одно целую и тридцать пять сотых – ему) плюс кетчуп. Сосиски нам подогрела раздатчица, и остальные в столовой, в чьих тарелках была только капуста, молча смотрели на нас – медленных гурманов.
21.08.2009 (пятница, утро)
Все как обычно: проснулся в полвосьмого, ничего смешного не было. Коробейников впервые проснулся сам. Обычно я бужу его утром.
Вчера я ему сказал, как всегда:
– Уже без четверти девять, сейчас будет обход и потом завтрак. Он кое-как очнулся и ответил:
– Мне сейчас снился твой голос, как ты считаешь: «четверть», «половина», «половина» – и так очень долго, а потом резко: «без четверти»…
Сходил к психологу, закончил все оставшиеся тесты, ничего особенно интересного, разве что вчера прошел тест «Ассоциативные рисунки к словам» и сегодня надо было по рисункам восстанавливать слова. Я, как обычно, пользовался математическими символами.
Вопросы у психолога вызвал только один рисунок. Под названием «Счастье», где я изобразил пять карт одной масти.
– Что это значит? – спросила она меня.
– Это флеш, – ответил я.
– Ах да, – сказала она, – как же я сразу не догадалась… Она, оказывается, тоже играет в покер. Поговорили о печальной судьбе этой игры в нашей стране.
Она сказала, что когнитивные способности у меня еще не совсем разрушены и что у меня более развито правое полушарие, нежели левое, и что такие люди более подвержены воздействию алкоголя.
Довольно странное утверждение. Что-то не замечал я среди пациентов третьего отделения людей с воображением, если, конечно, не считать воображением белую горячку.
Ванную второго этажа закрыли навсегда после экзерсисов Коробейникова – он там замачивал джинсы в ванной и мылся в душе, и, типа, внизу стал протекать потолок.
Теперь приходится ходить на первый этаж.
Помню, Коробейников после этого зашел в палату очень довольный и показал нам скрученный, мокрый и очень маленький кусок материи. – Это джинсы, – сказал он и на всякий случай, если его слова не дошли до нашего сознания, повторил: – Это джинсы.
Утром почему-то службы нет, звучат православные радиостихи о Ветхом Завете, а сейчас будет радиопостановка по Шмелеву. Пойду покурю за ограду.
