А жили мы с Маринкой счастливо… Я, правда, несколько раз уличал её в неверности. Первый случай я воспринял очень болезненно. В лесочке, недалеко от зверофермы посёлка Родники, в середине мая восемьдесят второго, мы небольшой компанией – человек семь – отмечали годовщину свадьбы Маринкиной подруги Ланки. Мясца пожарили, водочки попили, запьянели, и по дороге домой Марина начала скандалить без всякого повода. Мы поругались, и я с полпути свернул к бывшему сослуживцу по НИИПЗК Владу Губскому. С ним мы добавили малость, работу вспомнили, знакомых общих. Часа два просидели.
К полуночи пошёл я на Северную, но Марины дома не оказалось. До рассвета просидел на лавочке у подъезда – ключ от квартиры она мне ещё не давала – и пошёл спать к Танюше. По пути заглянул к Ланке. Та через дверь заспанным голосом сообщила, что Маринку не видела со вчерашнего вечера.
Около десяти утра в окно террасы постучал Витька Егорочкин – Марина сгоняла за ним в Быково. Он вызвал меня на улицу, где «пропащая» и ждала меня. Смотрела на меня виновато, её сильно колотило.
– Петь, пойдём домой…
– Где ты ночью была?
– Я потом расскажу, пойдём…
На ней была тоненькая маечка и джинсовая юбка.
– Марин, а где твоя куртка?
– Да чёрт с ней, с курткой, пошли. Витька пива купил, в машине оно!
Похмелиться мне хотелось, да и интересно было, что же случилось этой ночью. Через пять минут Витя привёз нас на Северную. Сам пить не стал – за рулём. Да и пива не любил – признавал только водку или самогонку собственного приготовления. Но главная причина отказа крылась в том, что был он запойным. А запой всегда начинался с четырёх бутылок водки в первый день и заканчивался сорока миллилитрами самогонки в последний, сороковой.
Такая напасть случалась с ним каждые полгода, поэтому постоянной работы он не имел – приходилось подхалтуривать частным путём: кому колодец на участке забьёт, кому батареи в доме навесит, кому аккумулятор для машины электролитом зальёт… Закончил он Мориса Тореза, но по-английски говорил очень плохо, зато всё понимал. Прекрасно играл на шестиструнной гитаре, даже «Воспоминания об Альгамбре» Франсиско Тарреги, но вот петь совсем не умел.
Кстати, о Тарреге… Был у Вити интересный друг – Петька Ложкин, который к двадцати шести годам окончательно спился. В результате его хватил инсульт, и он трое суток в одиночестве пролежал у кровати, где его случайно и нашёл брательник, заехав в гости. Ложкина даже «скорая» не хотела в больницу везти – мол, сдохнет по дороге, а нам потом отчитывайся за жмура. Это они так брату родному заявили. Тот им денег дал, расписался, что предупреждён о последствиях, и Петьку увезли. В больнице он оклемался, а потом бросил пить и стал работать сторожем. Я даже деньги у него как-то занимал – Маринке на югославские сапоги.
