– Вспомни, «Маркусевич и брат. Русский хлеб». Почему ты сказала, что не была в Нью-Йорке?
– А почему я должна тебе исповедоваться? На священника ты не тянешь.
Он опять взял мою руку, но сжал крепко и не отпустил.
О, Господи! Перед моим мысленным взором встала витрина: самовар, бублики, каравай на салфетке. Табличка на двери: «Closed» – закрыто. И чей-то взгляд сквозь пластинки жалюзи. Значит, это был Женька, я нашла его в этом чужом сумасшедшем городе… Нашла и потеряла уже навсегда.
– Ты искала меня? Я видел тебя сквозь жалюзи. Это было как удар молнии – ты в Нью-Йорке, и ты нашла меня! Я выхватил из-под кровати свой рюкзак и спустился на первый этаж. Там была Симочка, она тоже видела тебя и закрыла магазин. Она легла на пол, перегородив мне выход. А когда ты уехала на такси, ей стало плохо и пришлось вызывать службу спасения. Я испугался, подумав, что она может потерять ребенка… Фиму, мою девочку… Трус я и предатель. Жить с этим очень тяжело, так тяжело, что больше не могу…
– А если бы она не задержала тебя?
Он ответил не сразу, тяжело вздохнул:
– Если… Мне было очень плохо тогда, но перешагнуть через нее я не смог. А мне так хотелось бежать, чтобы догнать такси, на котором ты уехала. Но номер машины я запомнил, послал своего помощника, Матвея, и уже через два часа знал, где вы остановились.Букет в отель тебе прислал я. Извини, васильков в это время в Нью-Йорке не купишь.
Я раскрыла сумочку и вытащила заламинированный цветок из того букета. Он все эти годы лежал у меня в потайном кармашке на дне сумки. Женька взял кусочек пластика, повертел в пальцах, потом вернул мне с вопросом:
– Ты приедешь в аэропорт?
– Не знаю, – повторила я, – вызови такси, пожалуйста. Я без машины.
Я не могла продолжать разговор, это стало казаться бессмысленным. Он струсил тогда. И сердце его не со мной, и мысли только о том, как он рядом с ней на кладбище лежать будет.
Мне не хватало воздуха, к горлу вдруг подступила тошнота. Даже мертвая, Серафима была мне неприятна. С трудом взяв себя в руки, я мысленно сказала: «Прости меня, Симка!», поднялась, и пошла к выходу. Женька бросился за мной, пытаясь удержать, но я высвободила руку и торопливо покинула ресторан. Он вышел на улицу вместе со мной и взмахнул рукой, подзывая свободное такси.
Но в этот момент, подрезав подъезжающую машину, из августовских сумерек выскочил мой желтый кабриолет, за рулем сидел Леша. Он быстро вышел, оттеснил Женьку и открыл мне дверцу машины. Я даже не успела сказать «до свидания», как Леша рванул с места, на ходу поднимая крышу кабриолета. А я уткнулась в бардачок и зарыдала. Даже не помню, как мы ехали. Очнулась я уже в постели.
