– Вячеслав Иванович, – попробовала я для проформы поторговаться с шефом, – можно я сегодня все закончу, что уже подготовила, а к Герде кто-нибудь из молодежи поедет, а? Им будет интересно…
– Им не будет интересно! – оборвал меня Вячеслав Иванович. – Ты-то, по крайней мере, помнишь, как она когда-то была популярна! Песня такая была… как ее… Серебряный снег или не снег… Не важно. В общем, просили меня сделать с ней большой разворот, ясно?
– Ясно, – вздохнула я. – Не представляю только, о чем с ней говорить. О внуках?
– Упаси господи! – ужаснулся шеф. – Какие внуки! Ну… там… дом поснимаешь. Да ладно, Борга, что я тебя учу! Совсем обнаглели уже! К народным артистам идти не хотят! В шахту слазить не хочешь? Или в городскую канализацию? Там тоже люди работают, между прочим! С радостью дадут тебе интервью.
– В шахту с удовольствием. Насчет канализации подумаю. Ладно. Верочку брать с собой?
– А… как она? – осторожно спросил шеф. – То есть я… гм… в том смысле… Я вчера ей звонил, не понял…
– Нормально. Уже нормально. Ей бы учиться куда-нибудь поступить, Вячеслав Иванович. Чтобы были вокруг ровесники. Мальчики, девочки, глупости всякие, как положено в этом возрасте. А то вы сразу – на работу. Работа это не то.
– Да не поступит она никуда, – тяжело вздохнул шеф.
– На журналистику не поступит, а в педагогический лицей – почему нет? Среднее специальное – правительственная программа, между прочим. Стране нужны узкие специалисты без знания высшей математики, структурной лингвистики и пяти языков…
– Ну ладно, ладно, Борга, – заволновался шеф. – Решим как-нибудь без тебя! И со страной, и вообще… Твое дело – сама знаешь… В общем, давай, бери Верочку и вперед. Договаривайся с Гердой, она ждет, секретарь ей уже звонила.
– Понятно, значит, Герда уже бальные платья к креслам примеряет – в каком выгоднее развалиться. А мне это снимать, так?
Шеф резко выключил телевизор, в котором все время, пока мы говорили, шли дневные новости без звука. Где-то стреляли, взорвался дом, президент страны сердито объяснял губернаторам, с немым восторгом внемлющим ему, как надо бороться с неистребимым злом воровства и взяток, темнолицые уборщики Москвы всемером мели дворик перед памятником Гоголя… Вот самый смелый, завидев камеру, попытался сесть в такую же позу, в которой великий писатель, с грустью и задумчивостью сидит вот уже больше ста лет.
– Злая ты, Борга! – в сердцах сказал Вячеслав Иванович и даже бросил на стол ручку.
