Я перечитала письмо. Подумав, убрала слова про «другую жизнь». Какая ему разница, что за жизнь у меня теперь. Я отправила письмо, щелкнув клавишей мобильного телефона. Через пару секунд или чуть больше он его получит. И возможно, все же сходит к врачу. Алеша всегда очень заботился о своем здоровье.
Зачем это надо было мне? Трудно сказать. Просто по-другому я поступить не могла.
В ту ночь мне опять приснился папа и повез меня кататься на лодке. Вода была еще очень холодная, в реке даже плавали куски льда, большие, неровные, шероховатые. Папа ничего не говорил, очень энергично греб, как будто вез меня куда-то. А потом пропал из лодки, вместе с веслами. И я осталась одна, посреди темной реки с крупными льдинами, разламывающимися у меня на глазах, бесшумно и неотвратимо.
Людмила Тимофеевна Величко, известная под ярким сценическим псевдонимом Герда, всегда казалась мне столь же мало похожей на хрупкую и самоотверженную Герду, как и на служительницу довольного изящного искусства, коим, как-никак, является пение. Хотя, конечно, смотря как петь. Ее низкий, хрипловатый и не очень сильный голос, крупный торс, который она любит максимально открывать, несмотря на очень и очень зрелые годы, и, главное, жесткий, властный взгляд никак раньше не вязались у меня с образом популярной певицы, пусть и легкого жанра. Но Герда продержалась на сцене слишком много лет, выдержала все смены власти и в стране, и на телевидении и, наверно, заслужила право быть такой, какая она есть.
Не могу сказать, что меня обрадовало задание взять у нее интервью. Мне казалось, что мало кого заинтересуют подробности жизни и мнения заслуженной, но уж очень пожилой для того, чтобы бодро скакать на эстраде, певицы, да и мне самой было не слишком интересно о чем-либо с ней беседовать.
Я бы, конечно, могла спросить, почему она когда-то назвалась Гердой при таком крупном росте и низком голосе, но знаю, что ее спрашивали об этом сто раз, и даже отлично знаю, что она отвечает, не очень заботясь о приличиях. Еще я могла бы спросить, почему она уже лет десять как поет в бальных платьях моды второй половины восемнадцатого века, но думаю, что ничего вразумительного она мне не скажет.
– Вячеслав Иванович, – попробовала я для проформы поторговаться с шефом, – можно я сегодня все закончу, что уже подготовила, а к Герде кто-нибудь из молодежи поедет, а? Им будет интересно…
– Им не будет интересно! – оборвал меня Вячеслав Иванович. – Ты-то, по крайней мере, помнишь, как она когда-то была популярна! Песня такая была… как ее… Серебряный снег или не снег… Не важно. В общем, просили меня сделать с ней большой разворот, ясно?
