– Почему бы тебе не нарисовать дом и деревья? – спрашивала она. – Или как насчет кошки или собаки? Может, нарисуем самолет? Или, может, нарисуешь свою мамочку, чтобы отнести рисунок домой и отдать ей?
Мой логопед, Джилл, тоже была необыкновенно доброй женщиной, изо всех сил старающейся помочь мне вырваться из тюрьмы моего молчания. Мне было почти девять, когда мы с ней начали заниматься, и с ее терпением и поддержкой я довольно быстро вернул способность произносить отдельные слова, состоящие из одного слога, но у меня все еще не получалось выстроить из них понятного предложения. Мы с ней знали, что значат разные странные звуки, вроде ворчаний и бульканий, но если бы я произнес их при моих одноклассниках, они бы только посмеялись и придумали мне новые прозвища. Она показывала мне картинки и пыталась помочь нарисовать и поговорить о том, что я на них видел, надеясь возобновить связи между тем, что я видел и слышал, и тем, что говорил. Когда Джилл поняла, как сильно нарушена эта связь между мозгом и ртом, она показала некоторые упражнения для языка и губ, которые помогут правильно произносить звуки. Я должен был произносить разные звуки, что было крайне не удобно, потому она держала мой язык ложечкой. Иногда мне хотелось сдаться и убежать. Если бы Джилл не была такой терпеливой и понимающей, я бы не смог пройти даже эту первую стадию.
Первое слово, которое я смог произнести, было «блин» («fuck»), отчего она подпрыгнула на месте и с удивлением подняла брови. В те дни это слово редко использовалось в культурном обществе, но вокруг меня его повторяли чаще других, и оно очень лаконично описывало то, что я чувствовал. К тому же его было легко произнести.
– Оу, – сказала она, быстро приходя в себя. – Что ж, значит, ты знаешь это слово.
И в этот день я словно прорвал блокаду, и остальные слова начали вылетать наружу, поначалу невнятно, сбиваясь в кучу, но становясь все четче в следующие месяцы, пока мышцы моего языка, горла и губ снова обретали силу.
– Я, – говорил я гордо, – Джо.
Долгое время у меня были проблемы с первыми буквами слов. «Дог» превращался в «ог», и Джилл показывала мне на своем примере, как правильно произносить звук «д», чтобы правильно выговорить слово. Я, должно быть, использовал совсем не те мышцы, потому что у меня опухла шея и заболело горло от напряженных попыток четко произнести эти несколько слов. Способность говорить мы используем каждый день, она воспринимается большинством из нас как должная, но когда пытаешься научиться ей заново, с нуля, – это невероятно сложная и тяжелая задача.
