У матери на все было готово объяснение.
– Он увидел своего отца, охваченного огнем, и его мозги тоже поджарились, – объясняла она, используя эту придуманную фразу и повторяя всем, кто готов был слушать. – Вот почему он такой дерганый. И очень привередливый едок тоже. Поэтому он худой как щепка и так плохо выглядит. Для нас он – одно сплошное беспокойство. Он так плохо ест, что стал тощим, и у него все зубы сгнили.
Мать продолжала болтать без умолку, как будто эмоциональное напряжение от всего этого было сильнее, чем она может вынести, и говорила, что теперь, когда нашла доброго человека, готового выслушать, она должна излить ему душу и рассказать обо всех своих переживаниях.
– Мы знаем, что вы – хорошая мать, – заверила ее социальная работница, полностью поддаваясь этому спектаклю. – Но вы поступили неверно, оставляя Джо дома и пытаясь разобраться с проблемой собственными силами. Мы можем вам помочь. Для этого мы и существуем. Вы должны доверить нам сделать все возможное для него, для вас и для вашей семьи.
Маме, похоже, нравилось получаемое внимание. Ее первоначальное беспокойство по поводу того, как будут развиваться события, когда меня обнаружат, развеялось; она нашла способ не только выйти сухой из воды после того, что вся семья вытворяла со мной на протяжении последних трех лет, но и выглядеть настоящей матерью-героиней.
Как только социальная работница ушла, еще раз заверив нас, что все будет в порядке, мама сняла с меня новую одежду и отправила обратно в подвал. Я был даже рад спуститься, пока не сделал чего-нибудь, что мать сочла бы неправильным и не вышла из себя. Когда я вновь оказался заперт в темноте, я сел на матрас и начал как следует обдумывать только что произошедшее, пытаясь понять, что все это значило.
Как только я понял, что эта женщина на самом деле приходила помочь, а не убить меня, мне пришло в голову, что мое положение может значительно улучшиться. Теперь внешний мир знал о моем существовании, и мама столкнулась с очевидностью, что она больше не может держать меня в подвале. Если я пойду в школу, то смогу завести друзей, и мне не придется все время проводить в одиночестве.
Действительно, спустя несколько дней меня отвели наверх, и мама сказала, что теперь многое будет по-другому.
– Если ты обещаешь, что будешь хорошо себя вести, – сказала она, – можешь вернуться в комнату Ларри и Барри.
Помня, как мои старшие братья относились ко мне в прошлом, я бы с гораздо большим удовольствием предпочел жить в комнате Элли и Томаса, но знал, что такой вариант даже не рассматривается, так что просто никак не показывал своего протеста. Я не хотел рисковать и снова раздражать маму, выглядя неблагодарным за ее предложения, особенно теперь, когда все начинало складываться в мою пользу.
