– Мне кажется, я слышу – к нам спускается поэт. Да, вот и он, собственной персоной.
И тут, Бог мой, произошло то, что случается во время великих торжеств, когда улица увешана флагами, оркестранты надувают щеки, чтобы грянуть марш, почетный караул вскидывает ружья, толпа сгорает от нетерпения… И тут из-за угла появляется не его величество монарх, а бездомная собачонка или мальчишка-посыльный на велосипеде, на всех парах проносящийся между шпалер восторженных подданных.
Роберт Ситон быстрым шагом вошел в комнату, улыбаясь всем вместе и никому в отдельности, – невзрачный маленький человечек в помятом синем костюме, выглядевшем так, будто он в нем спал.
Он хотел было поздороваться за руку с собственным сыном и дочерью, но Джанет ловко обратила его внимание на меня. Когда мы пожимали друг другу руки, отсутствующее выражение у него на лице вдруг исчезло и глаза заискрились умом, каким-то его особенным качеством. Это качество состояло, как я теперь могу с уверенностью определить, в необыкновенной, почти сверхъестественной внимательности. Я принялся на ходу сочинять историю про Спящую красавицу – фантастическую историю, навеянную его розовым царством. Он слушал меня – по крайней мере мне так показалось – не только ушами, но каждым нервом, всем своим тощим телом, каким-то внутренним слухом (он сидел опустив глаза, будто стараясь уловить в своей душе отзвук моих слов). Когда я закончил, он поднял голову и на мгновение заглянул мне в глаза; взгляд у него был пронзительный.
– Спящая красавица. Ну да, – задумчиво кивнул он. – И все эти колючие заросли… Да. Но вы не задумывались, – он, казалось, быстро-быстро, как крот зарывается в землю, уходил от глаз людских к своим глубоким потаенным мыслям, – вы никогда не задумывались, почему она все-таки осталась в своем дворце, что ее там удержало? Думаю, это были розы, а не колючки. Она была пленницей собственной красоты, пленницей решимости ее родителей сделать ее неуязвимой и спасти от встречи с собственной судьбой. Вы помните, королева убрала все прялки? Да, во всем виновата королева; ни в какую злую колдунью я не верю. Бедняжка принцесса с ума сходила от безделья, ей ничего не оставалось, кроме как предаваться мечтаниям и восхищаться собственным отражением в розах. Вот и получилось, что от скуки она взяла и заснула. Я не верю в ту часть, где она уколола пальчик веретеном; больше того, – доверительно добавил он, – я и в прекрасного принца не верю. Держу пари – он так и не пробрался сквозь заросли: для этого нужно было быть Чудовищем, рвущимся к Красавице…
