18
Хотя тишина улицы была оглушительной по сравнению с децибеллами minimal house, завязывать разговор не хотелось. Даже не хотелось делать вид, что мне не хочется говорить из-за нечеловеческой усталости. Это хорошо, что мы так почувствовали друг друга. Она меня.
Идти было недалеко. Ее ателье помещалось в подвале. За время страданий в кафешном андеграунде меня от подземелий пробирала оскома. Однако нора Гоцы произвела позитивное впечатление, едва я переступил порог. Воздух тут был сухой и горячий, что для львовских подвалов большая редкость. Современная система акклиматизации, не иначе. Вслед за Гоцей я прошел по длинному белому коридору с низким потолком. Под стеной в коридоре стояла Гоцина обувь – сапожки, туфли, кроссовки, мокасины, тапочки, какие-то котурны и тэ дэ. На жест хозяйки я сменил обувь на предложенные шлепанцы, замечу, твердые и холодные. Пол был, к сожалению, без подогрева, зато с веселым узором.
– Сама выкладывала, – похвасталась Гоца. – Смальта. Это Кетцалькоатль.
Я сделал вид, будто каждый день мудохаюсь если не со смальтой, то с целкокатлем. Стараясь не наступать на выложенную из цветного стекла змейку, пошел за Гоцей дальше.
Большой белый зал с подвесным потолком и каменным полом. Как минимум пять источников неяркого света галерейного типа. Гоца что-то включила, и засияли рампы над фотографиями вдоль стены. На фотографиях – сплошь она. На улице. В шляпе. В окне. Смотрит через плечо. Тут в пижаме. Там позирует с мужским пиджаком через плечо. Вот портрет в анфас, приоткрытый рот, такое впечатление, будто ей шестнадцать. Обманчиво простая фотография. Такие входят в историю.
Меня растрогал один этюд в монохроме. Гоца сидит на постели, едва прикрытая простыней, и плачет. Зачарованно я переводил взгляд с обнаженной груди, что попала в кадр, на перекошенный горечью рот, такой же эротизированный, как и грудь. На смятые простыни из окна падает пергаментный луч. Мощная фотка, в чем-то даже злая. Чувствую укол ревности, сообразив, какие непростые отношения объединяли ее и фотографа. Я тут, а они там. Два мира.
– Это работы Гуго Ломова. Не слышал о нем?
Я уловил это как Гуголомоа, заслуженный художник республики Тонга, туда ему и дорога.
– Довольно известный в Штатах. Тоже канадец. Из Квебека. Иди уже сюда, на меня еще наглядишься. Покажу, как я рисую.
19 Когда в наш первый вечер я узнал от Гоцы, что существует такая штука, как абстрактная живопись, пришлось ею заинтересоваться, чтобы не свалять дурака. Поэтому примерно, как эта живопись выглядит, я уже знал. К нам в книжный отдел привозили альбомы Кандинского, Пауля Клее, Макса Эрнста. Тоска, что тут говорить, я такого не воспринимаю.
