Он сверяется с историей болезни и выписывает жену.
— Киббовиц прописал вам щадящий режим для тазовой области в течение полутора месяцев.
— Щадящий режим для тазовой области? — переспрашиваю я.
— В смысле не трахаться, — поясняет она.
Что ж, для меня это не проблема.
Мы дома. Она уже вторые сутки смотрит по кабельному фильмы про Холокост. И, хотя считает, что никогда не отождествляет себя с тем, что видит, все же вдруг узнает в лысых, голодающих военнопленных саму себя. Она кажется себе жертвой. Показывает на голый женский труп и говорит:
— Это я. Именно такой я себя и чувствую.
— Но она же мертва, — возражаю я.
— Вот именно.
От пресловутой бдительности жены не осталось и следа. Я взбиваю подушки, и тут из-под кровати выкатывается бейсбольная бита.
— Унеси ее в кладовку, — просит жена.
— Что так вдруг? — удивляюсь я, снова загоняя биту под кровать.
— К чему спать с бейсбольной битой под кроватью? К чему вообще суетиться, когда рак?
Во время перерыва между просмотром «Списка Шиндлера», «Холокоста» и «Скорби и сострадания» она жалуется:
— Мне недостает моих органов. А вдруг из одного удаленного яичника суждено было появиться на свет кому-нибудь гениальному? Вдруг этот человек придумал бы лекарство от болезни, ну, или совершил какое другое открытие? Мы так и не узнаем, кто там был. Они — мои дети, которых я потеряла.
— Мне очень жаль, прости.
— За что же это? — нападает она.
— За все.
— В тридцать восемь раком не заболевают. Подхватывают болезнь Лайма[11] или там аппендицит. Изредка, в других странах, в этом возрасте рожают сиамских близнецов. Но только не рак.
Посреди ночи она просыпается и откидывает одеяло:
— Не могу дышать, аж вся горю. Открой окно — жарко. Господи, до чего же жарко.
— А знаешь, что с тобой происходит?
— О чем ты?
— У тебя же приливы.
— Вовсе нет, — мое предположение как будто оскорбляет ее. — Они так быстро не начинаются.
Начинаются.
— Отодвинься от меня, уйди! — срывается она. — Мне неприятно, когда ты рядом, — даже температура поднимается!
С понедельника — курс химиотерапии.
— Я облысею? — спрашивает жена медсестру.
— Большинство женщин покупают парик заранее, — отвечает медсестра, подключая жену к чудодейственному раствору.
Я боюсь, что перестану любить лысую жену. Просто не представляю ее без волос.
Одна из женщин, с красным тюрбаном на голове, придвигается ближе и шепчет:
— Муж говорит, я выгляжу как порно-звезда.
И подмигивает. У нее ни бровей, ни ресниц — ничего.
Мы идем покупать парик. Жена пробует модели всевозможных форм и цветов. В парике она выглядит мужиком, вырядившимся женщиной хохмы ради.
