Фанты удались на славу. Эдик должен был изображать, как собирают мячи на теннисной площадке. Гриньке досталось петь — он всем насолил, спев уральскую «Черемуху». Митя прополз под столом. Нянька изображала Яшу Казачка, даже не зная, кто он такой; получилось очень смешно, потому что она решила, что от нее требуется сплясать «казачка». Марью Сергеевну не смогли заставить быть «оракулом», она ускользнула на балкон, чтобы о ней забыли. Когда дошла очередь Веры Николаевны тащить фант из шапки, Ирина выкрикнула:
— Рассказать волнующую историю!
— Да ну вас. Чем я вас взволную? Я даже на фронте не была, — сказала Вера Николаевна, играя фантом — ключом от балконной двери.
— Придумайте! Вспомните!
Тут все стали рассаживаться поудобнее. Вера Николаевна оказалась в кругу молодежи; с мольбой она взглянула на Марью Сергеевну, которая, осмелев, показалась в двери.
— Нет и нет. Выдумывать я не умею — это по Олиной специальности. А рассказать? Меня такие вещи волнуют, что вы заскучаете. Что, вам интересно будет, если я расскажу, как кирпич возят? Вы люди высокого полета. — Она улыбнулась. — Митя с Олей лунного света не поделили. Один Митин товарищ только облака фотографирует.
— Это Чап! — провозгласил Гринька.
Но Веру Николаевну все уговаривали, упрашивали, наконец, просто для порядка требовали разыграть фант. И она уступила.
То был действительно скучноватый рассказ — про кирпич. Но, раз поверив Олиной маме, что эта история ее волнует, все старались добросовестно вникнуть в дело. Вера Николаевна говорила о страшных потерях кирпича при перевозках и перегрузках. Бой кирпича начинается еще на заводе. Складывают вручную. Сложат в штабеля сегодня, а завтра начинают разбирать. Бросают навалом в грузовик. Привезут куда надо — снова в тачки, из тачек — в штабеля, на носилки. Так до четырнадцати раз. Труд тяжелый и бессмысленный. И страшный бой. Каждый четвертый кирпич по пути превращается в щебенку.
— Скучно?
— Нет, что вы, что вы!..
— Ну, так пеняйте на себя. Теперь все равно до конца доскажу.
Витя Шафранов слушал с понимающим лицом, как человек, знакомый с производством. Гринька вытянул шею от напряженного ожидания, над чем бы посмеяться. Эдик с потусторонним видом жевал пробку.
— И вот произошло, на мой взгляд, волнующее событие. Один человек придумал, как это все начисто изменить: чтобы не было миткалевых рукавиц, которые горят на тысячах ладоней; чтобы не было всех ненужных перевалок, страшного боя и порчи. А пусть будет простая железная корзиночка. Лежит в ней кирпич и путешествует прямо от заводской печи до восьмого этажа стройки. Один раз загрузили — один раз разгрузили! Всё! Просто, как спичечная коробка. Казалось бы, замечательно! Да не тут-то было. Дальше пойдет грустная сказка, называется она «Про Фому и Ерему».
