Клуб любителей фантастики, 2003 | страница 93



— Ну, как дела?

Посмотрела хитро.

— Кстати, хорошо.

— Правда, хорошо?..

Она могла не отвечать, я все видел сам. Так притворяться невозможно, у нее действительно все наладилось — без моего участия. Я помню, КАК в свое время она ко мне относилась, как ловила каждое слово, сколько нежности было в этих глазах, теперь равнодушных.

— А я по тебе скучал. Знаешь, ты мне даже снилась. Что ты скажешь на это?

— Ничего не скажу, — она сидела, храня безмятежное выражение лица. — Иногда мы не представляем, чем обернутся в будущем наши поступки. Я в курсе, что ты меня искал, — мне сказали. Женщины не умеют хранить тайны. Ты позвонил моей подруге, а она — мне. Но это ничего не меняет.

— У тебя уже кто-то есть? — почему-то с надеждой спросил я.

— Нет. Просто я тебя больше не люблю, и мне легко.

— Значит, и не любила.

— Мне все равно, как ты это назовешь.


А вам была очень дорога эта женщина?

Понимаете, доктор, дело даже не в этом. Просто в то время, когда мы общались, я не понимал, как это ценно — когда тебя любят, понимают и не предают. Я ни у кого потом не встречал подобного отношения, даже у Оксаны жены. Отношения, при котором другой человек для тебя важнее, чем ты сам, — вот что было в той девушке. Притом ее вовсе не любовь сделала такой. Она сама по себе была такая. А я ее потерял. Она не захотела даже дать мне телефон сказала, что нам не о чем говорить потому что ей со мной неинтересно.

— Вы были этим расстроены?

— Очень.


Долгое время я не мог смотреть на детей, особенно на девочек возраста моей дочери. Боль была почти физическая. От взгляда, от голоса. Оксана понимала, сочувствовала, предлагала родить мне ребенка, но я не мог об этом слышать. Одного своего ребенка я уже убил, казалось мне. Я не имел права взять на себя ответственность еще за одну жизнь.

Пришла осень, потом мир остыл, и посыпался снег. Резко потемнели вечера задули ветры, все обезлюдело, и наступила эпоха синих фонарей, твердой земли, снежных призраков и какого-то задумчивого одиночества.

Одиночество стало частью моей души. Жена уже не говорила о ребенке, почти не утешала меня, у нее странно переменился взгляд, и, стоило мне сказать хоть слово на «заданную тему», она вставала и уходила в другую комнату. Быть может, ей стало страшно или скучно со мной, а может, и то, и другое сразу. Если бы рядом была Юля, у нее хватило бы терпения и любви, чтобы помочь мне переболеть. Но я, как выяснялось теперь, выбрал не того человека. И еще одно мгновение, которое нельзя вернуть, поселилось в моей памяти. Тот день, когда, ничего не видя от слез, от меня уходило мое счастье.