— Ты здесь уже четвертый раз проходишь, — тихо и недовольно донеслось из открывшейся двери, когда Исэйас в очередной раз прошелся по коридору, зевая с таким звуком, будто пронеслась целая орава призраков, разве что только бряцания цепями не хватало.
— Комнату ищу, — буркнул парнишка, оборачиваясь.
Перед ним в одном исподнем красовался уже знакомый мальчишка — Зотик. Правда, Исэйас не сразу узнал его: на юном лице по лбу пролегла глубокая морщина, уголки губ были приопущены, а сами губы сжаты в узкую полоску; карие глаза, казалось, потемнели еще больше, и в них поселилось странное, но очень знакомое послушнику выражение — злоба и обреченность.
— Что ее искать-то? — осведомился Зотик, вышел в коридор и аккуратно притворил за собой дверь. — Заходи в любую. Только вот эти четыре крайних не трогай — тут наша связка. А остальные еще полчаса назад разъехались.
Голос у него стал глуховатым, совсем не похожим на тот звонкий мальчишеский, который звучал возле конюшни в первую их встречу.
— Спасибо, — поблагодарил послушник, но не спешил уходить.
Он видел, что Зотик мучительно стесняется самого себя, старается справиться с собственным страхом и о чем-то спросить его.
— Скажи, — наконец через силу выдавил темноволосый парнишка, — кто это был? Мне учитель так и не сказал.
Исэйас сразу понял, о чем говорит Зотик. Все, что тогда случилось, въелось в его память, как яд в кровь, иногда снилось по ночам, заставляя просыпаться с бешено бьющимся сердцем и оглядываться на Хеса.
— Паучиха, — ответил он, исподлобья глядя на парнишку. — Хес говорил, что она — Высшая Неблагая фейри.
— Как она смогла такое сотворить? — тихо спросил Зотик скорее самого себя и нервно сглотнул.
Исэйас понимал его. Он помнил собственную беспомощность, когда его тело перестало повиноваться, а сознание погрузилось в темноту; помнил пережитый ужас за дурного охотника, который рванулся защищать своего, по сути, недруга. Помнил слезы отчаяния на лице, когда под его руками затихала хрупкая жизнь такого сильного существа, и только ветер бешено хлестал по лицу, когда Силест стелился над землей в попытке успеть. Спасти.
А Зотик сейчас отчаянно трусил. То, что пришлось увидеть совсем еще юному созданию, не должен видеть никто: смерть, распростершую объятия на целый город, плотно обосновавшуюся в каждом уголке. Если не выдержали даже бывалые охотники, то что говорить о молодом мальчишке, впечатлительном и мечтающим о подвигах и геройских сражениях, славе и восхищении, хвастающимся на заднем дворе перед такими же, как он, первым самостоятельно убитым существом, которое, по его разумению, олицетворяет лишь злобу и боль? Его мир неумолимо рушился под напором жестокой реальности, грозя раздавить юную душу, искалечить, превратить в жалкие обрывки человеческого существа.
