— Давай, ходу! — обернулся мужчина. ѓ- Скоро ливень начнется, надо успеть!
И он указал на видные невдалеке острые крыши домов. Исэйас обрадовано улыбнулся и пришпорил гнедого, понукая того подняться в тяжелый галоп.
В город лошади влетели на полном скаку, грохоча копытами по булыжной мостовой. Стражники на въезде не только не остановили летящих во весь опор незнакомцев, но даже и не выглянули из караулки, напуганные непогодой.
Редкие тяжелые капли начинающегося дождя пока еще неуверенно стукали по черепичным крышам, с каждым мгновением словно все больше набираясь смелости. Когда Хес и Исэйас заехали под покатую крышу ближайшего постоялого двора и спешились, передавая поводья мальчишке на подхвате, который, как ни странно, даже не дождался монетки за услугу, на улицы города сплошной серой стеной рухнул ливень. Грохотало все так же страшно, высвечивая ставшие зловещими во вспышках мертвенно-голубого света силуэты зданий, и охотник с послушником поторопились войти в тепло трактира.
Исэйас в изумлении завертел головой. Он привык к однообразным постоялым дворам: где-то чище, где-то грязнее, но, в общем и целом, все одно и то же. Этот же кардинально отличался от всех, прежде виденных пареньком.
Здесь все было идеально чисто. Начищенная посуда за стойкой блестела, отражая свет ярких масляных светильников, развешанных по стенам; на аккуратных побеленных стенах висели картины; дубовые столешницы стояли на вычурных резных массивных ножках; всход на второй этаж, в жилые комнаты, был из какого-то светлого дерева — перила тоже украшала резьба. Даже посетители вели себя совсем не так, как к тому привык послушник: все сидели, чинно и негромко разговаривая, не было слышно ни пьяных выкриков, ни скабрезных шуток, ни тем более азартных игр и приставаний к миловидным разносчицам.
Рыжий юноша повернулся к охотнику, собираясь выразить свое восхищение, но так и не сказал ни слова, заметив брезгливое выражение на красивом лице спутника.
— Как в борделе, — поставил диагноз Хес.
И мальчишка, никогда, естественно, не бывавший в рассаднике греха, стал оглядываться с удвоенным любопытством, стараясь, впрочем, делать это незаметно для охотника.
— Весьма нелестный отзыв, — раздался низкий, бархатный голос, и Исэйас в который раз за последние несколько минут разинул рот.
К ним приближалась женщина. Не очень высокого роста, но пышногрудая, с огромными голубыми, умело подкрашенными глазами, пухлыми алыми губами и иссиня-черными волнистыми волосами, тяжелой волной ложившимися на плечи. Одета она была в длинное платье с огромным вырезом, не оставляющим простора для фантазии, но не дающим представителям мужского пола оторвать взгляда от открывавшегося вида.
