Струною обращалась тетива – во славу огневого божества
Звучали умирающих слова, слагая песни.
Стихи были совсем не женские, Эдуард ожидал услышать от неё всё, что угодно, но только не касыду о войне. Он сидел и смотрел: светлая кожа, тонкие руки и фигура-гитара никак не сочетались с тем, что она читала:
И спотыкались кони о тела, и улетала в синеву стрела,
И, моего пугаясь ремесла, погасло солнце.
Когда ж луна взошла на небосвод, то, отразясь в кровавом мраке вод,
Увидела: копьё моё вот-вот её коснётся.
Колени ни пред кем не преклоня, я брёл босым по острой кромке дня
И бейты, рассыпаясь и звеня, в закат срывались.
Но, обратясь к насмешнице судьбе, я понял вдруг, что заперт сам в себе
И смысла нет в отчаянной борьбе, где мир – лишь малость.
Эдуард смотрел в бокал и слушал. Ему казалось, что стихи написаны именно о нём – суровом неулыбчивом парне, который в самом деле заперт в какой-то тёмной душной комнате, потому что попробовал любить, и у него ничего не вышло: война – единственное, чему его учили, и больше он, к сожалению, не умеет ничего, а война и любовь хоть и похожи, да всё же разные… Ему стало грустно.
Я бросил меч, взял нищего суму и погрузился с головой во тьму,
В отчаяньи надеясь, что уйму в пути терзанье.
А ночь в крови тонула и звала туда, где со стены лилась смола,
Зола летела, и звенел булат на поле брани.
Но отступили демоны беды, когда я встретил серебро звезды —
Среди пустыни кружево воды, что сердце лечит.
И путь закончен, стала ночь тиха, и мир поплыл в объятиях стиха,
И разлетелась боль, как шелуха, и стало легче…
Он не сразу понял, что стихотворение закончилось, и удивлённо вскинул голову, не сразу поняв, почему аплодируют, а девушка улыбается. Какой-то лощёный хмырь преподнёс ей букет маленьких роз; Эдуард с неудовольствием подумал, что такие выродки в дорогих шмотках и папашиных машинах уводят лучших девушек; вот и Ирэн предпочла такого же…
– Прекрасная Ив с «Касыдой язычника», – представил её конферансье, – открывает наш вечер. Отличное начало, тем более хорошее, что наши доблестные войска сегодня выбили противника из долины Ганды, а в нашем зале присутствуют достойные представители славной молодёжи, что приведёт нашу Родину к полной и окончательной победе.
Снова аплодисменты; Эдуарду захотелось спрятаться за бутылку: он не любил, когда на него обращали такое пристальное и массовое внимание, тем более сейчас, когда он пьян, расстроен и в общем-то жалок: нисколько не похож на отважных братьев по оружию. Ив спустилась со сцены и села за свой столик: она была одна, и Эдуард отчего-то этому обрадовался. Он сделал знак официанту, и, когда тот приблизился, спросил, ткнув пальцем в свою бутылку:
