– Как интересно, – отметил Яков.
«Ненавижу, ненавижу вас всех», – кричала мысленно Майя.
– К сожалению, не нашел общего языка с моллюсками. Улиток есть сырыми не решился, их внутренности кишат инфекцией и паразитами. Приготовленные на огне, они становятся вполне приемлемыми. Как-то на Тянь-Шане я две недели питался гречкой и слизнями – такими крупными моллюсками без раковин. Дождевые черви, поджаренные на масле, тоже служат источником протеинов в бедном белками рационе. Но их нужно по держать голодными, чтобы они опорожнились. Насекомые, скажу вам, господа, – отдельное царство. Самыми вкусными до сих пор считаю саранчу и кузнечиков. Я бы даже сказал, они обладают некоторыми психотропными качествами. Несъедобными оказались чешуекрылые. Сильнее всего я отравился, когда съел несколько куколок неизвестной мне бабочки. Коконы шелкопряда, правильно приготовленные, я пробовал в Китае, это еда на любителя. Жуки, пауки, а особенно муравьи и их личинки – съедобны и питательны. Жуки обычно имеют свой запах. Если при обработке неприятный запах исчезает, я это расцениваю как признак съедобности. Если усиливается – даже не пробую. Бросьте на раскаленный противень муху и таракана, и вы поймете, о чем я говорю…
Майя вышла из-за стола и покинула веранду. До нее еще доносился голос Богуса:
– И все-таки эта музыка, дорогой Яков, эта музыка!.. Она завораживает своей умеренностью и красотой. Кажется, она утихомирила бы даже дикого зверя…
Кастрат выводил божественные мелодии, которые было слышно во всем доме: «Alleluia, alleluia».
15
Каждый музыкальный инструмент, будучи малым отображением Вселенной, состоит из вибратора и резонатора.
В скрипке вибрирует струна, в кларнете – трость, в женщине – фаллос. Если у женщины нет рядом мужчины, она ищет вибраторы-заменители, которые бы помогли извлечь из себя звук. Поэтому мужчина – и композитор, и исполнитель, суть которого – вибрировать. Фрейд перестраховался, указав, будто пещера, шляпа, и яма, и собор – образы влагалища. Вагинальные фантазии – лишь прообраз Пустоты, купол которой освещает золотой штепсель-лингам, воткнутый в розетку магнетического женского начала.
Женщина ищет мужчину, чтобы звучать.
Иначе – пустопорожность и забытье.
16
Пока общество заканчивало ужин за столом, Майя уединилась в уголке для чайных церемоний. Она заваривала чай спиной к компании, чтобы не было видно, что она плачет.
Майя плакала о себе.
Она знала, что ее ждет. Яков наконец сядет писать симфонию. Богус будет приезжать каждый месяц к ним на ревизию. Будет оставаться, как сейчас, на три-четыре дня, будет жить и питаться с ними, вдыхать их испарения и наслаждаться их миазмами разума. Йоланта, наверное, что-нибудь придумает, например сделает так, чтобы Яков заключил с Богусом какое-нибудь пари. Яков, как всегда, поставит свою душу, а Богус, как всегда, какую-нибудь мелочь – например, портсигар с Дарвином в пенсне. Якова такие вещи завораживают, она это заметила. Ее уговорят остаться, Яков будет говорить, что это дело ее жизни – быть с ним и поддерживать его ад. Майя будет верить, что это все, что может случиться с ней в этой жизни, и останется, чтобы исследовать этот ад, выпить его до дна. Ей будет так мерзко от этого пойла, что ее послабит и она прорвется своим придуманным миром. Она захочет ухватиться сама за сиську реальности и решит, что должна вырваться из стереотипов. Она соблазнит Ивана, и тот, по незнанию и от отчаяния, будет делать с ней что захочет, думая, что Интернет – его путеводитель по женщине и ее руслам. А ей останется только одно – забетонировать русла и себя вместе с ними. Аминь. Она не хотела бетонировать русла. Она хотела только течь по этой жизни дальше, давать знать другим, что русла женщины должны течь, и что земля побеждает бетон и город, и что вечность существует. Она не хотела, чтобы Иван получил свой первый опыт женщины с ней. Она не хотела, чтобы Иван однажды стал под дверью Якова с ножом в руке, с мыслью о том, что ему нужно совершить мужской поступок – решить, кому она принадлежит. Она этого не хотела.
