Решение было спокойное и взвешенное. Маша чувствовала, что это правильно. Что только так и надо было поступить.
– Ну как ты? – На край кровати присел отец.
– Папа! – Маша смотрела в сторону. – А если бы кто-то пришел и сказал тебе, что мама тебе неверна. Что бы ты сделал?
– Я бы убил того человека, кто это сказал бы.
– Почему?
– Потому что никто не имеет права вторгаться в нашу с твоей мамой жизнь. Потому что это жизнь. И все, кто пытается нашу жизнь убить, называются убийцами.
– Я бы тоже так поступила. – Взгляд скользил по узору на обоях.
– Что-нибудь случилось?
– Теперь уже нет.
Утром Маша подошла к Мазуровой.
– Юлька! Прости меня. Все, что я говорила, было чушью. Словно я была больна, а теперь выздоровела.
Ваня смотрел на нее, открыв рот.
– Главное, чтобы это было не заразно, – улыбнулась Юлька. – Значит, больше никаких разговоров о…
– Никаких. Ни о чем.
– Чего, поссорились, что ли? – встрял в разговор Колесников.
– Расстались.
И ее окаменевшее сердце не дрогнуло. Впрочем, это слишком патетично. На самом деле Маша просто улыбалась, не думая о том, что там происходит с ее сердцем.
– Тогда пошли на дискач, – запрыгала на месте Юлька. – Там шумно, и даже если ты будешь трепаться, я все равно не услышу. Колесников, ты не против?
– Я – рад.
И они пошли на дискотеку. Втроем. Идея изначально была убитая. Потому что – как ты ни танцуй, все равно выйдет, что они пара, а ты одна. Даже если честно каждый раз держаться круга. Даже если на площадке вдруг появляется твой одноклассник Борисов и присоединяется к вам. Для него что медленный, что быстрый танец – он танцует сам для себя, ведь в его жилах вместо крови – движение.
– Пойдем!
Ваня появился из мигающей пустоты, взял за руку.
– Ты чего? – Что-то Маша за последнее время одичала.
– Медляк. Пошли.
– А Юлька?
В этой фосфоресцирующей темноте ярко выделялось все, что было белым. А Юлька вся была в белом. Да еще улыбалась. Зубы у нее по-вампирски отдавали фиолетовым.
Сама послала. Радуется.
И они пошли. Ладонь Вани была влажной. Пальцы застыли железными прутьями и не гнулись. Молчали. Борисов по центру зала выделывался в гордом одиночестве.
– Ну вот, – подошла к ним Юлька в конце песни. – Все хорошо.
