А однажды кто-то придумал заключаться на «вашу зелень». Сие означало, что человек при первом же требовании обязан предъявить что-нибудь зеленое. Не в ближайшее дерево, разумеется, пальцем ткнув, не травинку на ходу под ногами сорвав, а в пределах собственного тела. Потому что в процессе своего развития эта команда, не предусматривающая даже намека на неповиновение, быстро окончательную чеканную форму обрела: «Не рвать, не щипать, вашу зелень показать!» Нет «зелени» — получай все те же щелбаны.
А гулять в ту пору мальчикам по улице в трусах, позже получивших звание «семейные», если погода позволяла, считалось ничуть не зазорным аж годов до пятнадцати. Но из-за этого проблема «зелени» становилась трудноразрешимой. И вот опять же кто-то сообразил прятать травинку либо листик под крайнюю плоть — это, если у кого с эрудицией не ахти, шкурка такая, по мнению некоторых народов, понятия не имеющих про «Вашу зелень…», абсолютно бесполезная. Таинственный для непосвященного обмен словесными формулами тогда приобретал специфическое звучание: «Не рвать не щипать, вашу зелень показать! — Наша зелень — на х…ю, показать я не могу!» И вопрос либо исчерпывался на основе великодушного взаимного доверия, либо ребята уходили в укромный закуток, чтобы один другому мог предъявить требуемое.
И вот однажды Мишка — конечно же Мишка, с Аркашкой такой беды никак не могло приключиться — спрятал в свое «интересное» место какую-то неведомую травинку, а этот самый предмет, который ныне с претензией на деликатность и даже утонченность именуется «достоинством», такой огромный сделался, что хоть женись в десять лет. Однако все, кому увидеть довелось, не в восторг пришли, а в ужас. Мишку даже в областной город возили, узким специалистам показывали… Обошлось… А тогда не до смеха было…
Оба учебных заведения, в которые занесла судьба братьев после семилетки, находились в областном городе, с которым даже в те поры было уже сносное автобусное сообщение. Аркашке койку в общежитии не дали, так как по суровым техникумовским стандартам он жил близко. И пацан все годы учебы, превозмогая лютую зимнюю стужу и всесезонную давку в переполненных советских автобусах марки «ЛиАЗ», комфортабельность которого исчерпывающе характеризуется любовным прозвищем «Сарай», данным ему неунывающим народом, каждое утро безропотно убывал на свои уроки, вечером возвращался столь же безропотно да еще домашние задания при скудном свете выполнял, чертежи какие-то чертил порой аж до глубокой ночи.
