А голубям Аркаша головки на два три оборота любил поворачивать, после чего птицы даже могли еще летать некоторое время. И летали они в этом состоянии, будто пьяные, на дома натыкались, на деревья. Глядеть — обхохочешься. Но за этим делом его отец однажды прихватил-таки. И, не поднимая лишнего шуму, выпорол парнишку. Притом не символически, как обычно, а весьма чувствительно. И, возможно, даже догадался в тот момент, отчего так часто и без видимых причин погибали прежде малые пичуги.
Хорошо еще, что был технорук, несмотря на должность, человеком простым и, в силу этого, не склонным к паническим выводам. Отлупил начинающего живодера да и успокоился. А другой бы, пожалуй, до инфаркта сам себя довел: мол, маньяк-садист растет, к ближайшему психоаналитику незамедлительно ломанулся бы. Впрочем, тогда еще в нашей местности о психоаналитиках слыхом не слыхивали, но слыхивали о психиатрах, которых боялись, как нынче маньяков вышеупомянутых.
А еще, когда отец поделился вечером с матерью соображениями о случившемся, родители сообща придумали сами себе дополнительное утешение, мол, вполне возможно, что правильной жизненной дорогой идущий Аркадий таким вот несколько неуклюжим образом тоже пытался посильно содействовать общесемейному делу направления брата на истинный путь. Но сам-то Аркашка, если не вполне, то в основном вполне отдавал отчет своим действиям, и мотивы их были отнюдь не таковы, о коих мыслили отец с матерью. Потому что мучил пацан и губил несмышленых пернатых именно за их вызывающе дерзновенную наклонность к полету, каковая ему была недоступна даже во сне. «А пусть не летают», — так мстительно говорил Аркашка, правда, лишь сам себе.
Ну, а чтобы окончательно закрыть тему детских увлечений и затей той эпохи, вспомним еще поголовную страсть послевоенных советских детишек к всевозможного рода секретам, тайнам, взаимным обязательствам и пари по всякому поводу, скрепленным каким-нибудь экзотическим способом. Хотя слово «пари» тогда почти никто не знал, а говорили: «Спорим об рубле!» И далее следовало крепкое мужское рукопожатие, разбиваемое незаинтересованным лицом. Что, вероятно, в ином, соответствующем духу времени качестве свойственно и нынешним детям и что Мишку с Аркашкой тоже никак не могло обойти. Но при этом, само собой, Мишка всегда увлекался азартно, теряя чувство меры, Аркашка же — весьма умеренно. Лишь бы совсем уж от брата не отставать.
«Секретики» под стеклом, фантики, записочки, страшилки, усердно переписываемые в заветную тетрадочку стишки да пространные историйки а-ля г-жа Чарская — эти достаточно описанные ностальгирующими беллетристами «фишки» были в основном делом девчоночьим. Парни же страсть любили «заключаться», что также сопровождалось ритуальным разбиванием рукопожатия. «Заключались» на номера автомобилей: если кому-то выпадала обусловленная заранее комбинация цифр, он обретал право на обусловленное количество «щелбанов» противоположной стороне; на «мой солдат» — это кто первым при встрече выкрикнет; на «рыжих-конопатых» — это кто первый заметит на улице упомянутый объект…
