С той поры, как ветер слушает нас | страница 39
Несколько лет подряд он наблюдал тогда забавы ради за промыслом флибустьеров и, конечно же, не мог не обратить внимания на крохотный островок Амелия.
В то время там хозяйничал знаменитый пират Эдвард Тич, известный больше по кличке Черная борода.
Как-то его бриг в очередной раз бросил якорь в бухте Фернандина. Смерч завис над ним, притворившись тихим мирным облаком, смотрел, как веселятся на палубе пираты. Больше всех в тот день пили и гуляли братья Вильям и Давид — коренастые, необыкновенно волосатые насмешники, которые могли пройтись соленым словцом даже в адрес капитана.
На берегу Эдвард Тич собственноручно ссыпал драгоценные камни в две переметные сумы — он любил камни и никогда никому их не доверял. Из матросов Черная борода в тот раз взял в помощники Давида. Остальным велел готовить бриг к выходу в море.
Они ушли в глубь острова, чтобы спрятать сокровища. Смерч видел все с высоты как на ладони и чувствовал: что-то должно произойти.
Было жарко. Давид нес мешок с золотыми монетами, еду и лопату. Поначалу матрос балагурил и шутил, но вскоре выдохся — устал.
Эдвард Тич шел молча, изредка поглядывая — высоко ли солнце. Затем, покружив среди скал, резко свернул к берегу.
— Кэп! — взмолился Давид. — Я уже валюсь с ног.
— Скоро отдохнешь, — сказал Черная борода, и глаза его недобро сузились.
Они вышли на берег.
Эдвард Тич осмотрелся, указал на землю возле одной из пяти пальм, росших как бы кружком:
— Копай здесь.
Матрос взялся за дело. Через час яма была готова.
Черная борода бросил туда переметные сумы с драгоценными камнями, положил мешок с золотом.
— Давай теперь подкрепимся, — предложил он Давиду.
Они съели вяленое мясо и сыр, выпили бутылку рома. Каждый кусок капитан разделил поровну, по справедливости.
Затем Эдвард Тич закурил свою любимую трубку, а когда матрос наклонился, чтобы взять лопату, выстрелил ему в затылок.
Докурив трубку, пират бросил тело несчастного в яму, приказал, пряча в бороде улыбку:
— Сторожи мой клад, Давид. Я запомню твой веселый смех.
Закидав яму песком и тщательно замаскировав ее, Эдвард Тич выпрямился, поглядел в сторону пустынного океана.
— Пусть тот, кто дотронется до моего золота, спрятанного здесь, — начал он традиционное заклятие, и правая рука его с растопыренными пальцами протянулась вперед, как бы накрывая и оберегая клад. — Пусть помнит он, что обратный путь его будет не длиннее лезвия ножа! А ты, Давид, не обижайся. Если нам в следующий раз улыбнется удача, я определю твоего братца Вильяма где-нибудь тут, по соседству…