Изабель закрыла глаза и проглотила все протесты, которые могла выдвинуть. Чувство собственного достоинства предписывало леди настоять на том, что ее ноги в порядке и она не может позволить ему утруждать себя ради нее. Однако тихий практичный голос внутри ее взял верх, напомнив, что она на самом деле не чувствует пальцев на ногах, что у нее все болит, а комната начинает кружиться.
Когда они поднимались по лестнице, ее снова окутал туман усталости, однако Изабель постаралась оставаться начеку, находясь на руках у этого мужчины. Перемещение в спальню для гостей прошло плавно и благополучно благодаря строгим инструкциями миссис Макфедден, и мистер Торн в конце концов опустил Изабель на мягкую кушетку в изножье кровати. Комната была теплой, как свежий тост, и пока мистер Торн покорно ждал за дверью, миссис Макфедден сняла с Изабель без остатка всю ее мокрую одежду и надела на нее мягкие шерстяные носки и несколько старых фланелевых ночных рубашек. И когда мистер Торн, вернувшись, поднял ее, чтобы перенести на кровать, миссис Макфедден положила в постель обернутый тканью нагретый кирпич, служащий грелкой, и откинула покрывала.
Удобно устроившись под кучей покрывал на перине, Изабель проиграла битву за то, чтобы держать глаза открытыми.
— Вот так, — тихо сказал мистер Торн, прежде чем уйти. — Невредима и в безопасности.
Изабель провалилась в раскрывшуюся перед ней темноту, сулившую блаженное забвение, с последней возникшей у нее мыслью.
«Я никогда больше не буду в безопасности».
— Она англичанка, — заметила миссис Макфедден и недовольно сжала губы в тонкую линию.
— Да. — Дариус шел вниз по лестнице в неотступном сопровождении своей экономки.
— И она не служанка, сбежавшая со службы!
— Нет. — Спустившись с лестницы, он натолкнулся на Хеймиша, который с сердитым видом преградил им дорогу.
— Это преступление, скажу я вам! Любой, кто довел такую лошадь до подобного состояния, преступник! — Хеймиш, его кучер и слуга, открыто демонстрируя свое возмущение, скрестил руки. — Если вы не изобьете до крови джентльмена, который это сделал, и не выставите его вон, это сделаю я!
— Погодите, Хеймиш! — Дариус был вынужден сделать глубокий вдох, чтобы совладать с собственными эмоциями. — Прежде всего никто никого не будет ни бить, ни высказываться неподобающим образом! Кто бы ни была леди, она нуждается в нашей помощи и в нашем сочувствии. Уверен, она никогда не желала зла своей лошади и, когда поправится, отблагодарит вас за ваш умелый уход за животным и заботу о нем, Хеймиш.
