Наполеон улыбнулся:
– Так вот почему все женщины от Гренобля до Парижа бросали мне фиалки…
Затем мечтательно произнес:
– Какая замечательная страна Франция… Как бы мне хотелось посвятить себя ее счастью… Если бы я выиграл это последнее сражение, если бы сумел привезти в Париж императрицу и сына, то никогда больше не стал бы воевать… Я правил бы страной и занимался садом. Мне всегда нравилось садовничать… В Порто-Феррайо я сам копал землю, рыхлил ее, сажал цветы… Счастливая страна и прекрасный сад! И тогда народ имел бы полное основание звать меня Папашей-фиалкой…
И с этими мирными, но – следует признать – запоздалыми мыслями он отправился спать с дамой для чтения королевы Гортензии, которая, как говорили, «любила, когда гладили ее муфту»…
Наутро следующего дня Наполеон отправил Бекера попросить у Правительственной комиссии, возглавляемой Фуше, разрешение выехать в Рошфор, где он намеревался сесть на корабль, отплывающий в Америку.
В ожидании ответа он уселся с Гортензией на скамейку в парке и снова углубился в воспоминания.
– Бедная Жозефина, – сказал он. – Не могу привыкнуть к тому, что ее здесь нет. Мне все время кажется, что я вижу, как она выходит на аллею и срывает одну из роз, которые она так любила.
Гортензия заплакала. Он взял ее руку в свои ладони и продолжил:
– К тому же сейчас она была бы счастлива. У нас был только один предмет ссор: ее долги, за что я ее поругивал. Она была женщиной в полном смысле этого слова. Подвижной, живой, сердечной… Скажите, чтобы мне сделали ее портрет в медальоне…
Вечером возвратился Бекер. Правительство разрешило Наполеону выехать в Рошфор, но запретило подниматься на борт корабля прежде, чем ему пришлют паспорт. Фуше этим решением убивал сразу двух зайцев: убирал бывшего императора подальше от Парижа и делал его пленником в Рошфоре.
Наполеон почувствовал ловушку.
– В таком случае я никуда не поеду, – сказал он.
И отправился принять мадам Дюшатель, которая, заливаясь слезами, приехала, чтобы в последний раз доказать ему свою верность. Тронутый этим, он увлек ее в одну из комнат, где смог пылко выразить ей свою признательность…
27 июня, в то время как английские и прусские войска приближались к Парижу, Наполеону нанес визит барон де Меневаль, привезший с собой маленького Леона, сына, которого произвела на свет в 1806 году Элеонора Денюэль де Лаплень.
Вот как Гортензия описала эту сцену:
«В полдень император прислал за мной. Он был в своем садике с человеком мне не известным и с ребенком, которому на вид было лет девять-десять. Отведя меня в сторонку, император сказал:
