Крышка люка внезапно приподнялась, поддетая бердышом, и сторожевой скопец сверху крикнул:
— Базилевс с прогулки!
Все без промедленья пали ниц. Показался, застив свет, толстый зад, обтянутый полосатым ватным халатом, — такой очень самодостаточный, автономный Зад, по чину никак не меньше упразд-майора — и, сопя и кряхтя, принялся спускаться в родимый зиндан. Достигнув дна, Зад распрямился и оказался моложавым убеленным жирняком в сарачинской шапке, с мучнистым лицом, узенькими припухшими глазками и тонкими висячими усами в виде подковы. Посапывая, он вальяжно устроился на высоких подушках под широким, во всю стену, изъеденным ковром, изображавшим взятие Измаила на кораблик. Тут же к нему подполз рыжий старейшина Шмутке и с поклонами стащил с него промокшие чувяки:
— Гуляли, базилевс-башка, проветривались? Ножки, гляжу, промочили…
Он моментально приволок сухие шерстяные носки и узорные тапки с загнутыми носами.
Еще один рыхлый обрюзгший скопяк с надписью «Старейшина Убеляр», странно выстриженный — с одиноким чубчиком на темечке, поднес пиалу с чифиром. Базилевс принял пиалу растопыренными пальцами, крепко посолил, размешав длинным грязным ногтем, и стал отхлебывать. Пахло топленым песцовым жиром. Хлопцы-скопцы для увеселенья спевали — тонкими голосами тянули тоскливо: «Чому ж я не хочу…»
Базилевс дохлебал, рыгнув, кинул пиалу в угол, высморкался в край халата и принялся разглядывать Илью.
— Это кто ж такой, станишники? — пропищал он недоуменно.
Одноухий Хох-дежурный выступил вперед, приложив ладонь к персям:
— Так что новичок, базилевс! Новоспасенный, зараз поймали. Чечако!
— Какой-то он хилый… — с сомнением бормотал базилевс. — Да пятнистый… Чего-то он мне… Глаз-то у меня наметанный.
— Явный москаль, базилевс-башка, обратите внимание на форму очковой оправы, на окрас…
— Сам вижу, — брюзжал базилевс, пялясь на Илью. — Неудачный экземпляр. А подвид какой? Промеры делали?
Старейшина Шмутке сорвался с места, извлекая на ходу из наколенных карманов матерчатую рулетку и бронзовый штангенциркуль. Он измерил длину носа Ильи, высоту горбинки, поскреб колючую желтушную чешую, подул зачем-то ему в ноздрю, сверился с какой-то замасленной таблицей и изрек:
— Жидец одногорбый чешуйчатоносый.
— Ну-у, это зачем же нам такое? — заныл базилевс. — Это что же за добычу вы принесли?
— Не вели казнить, базилевс-башка! — хором завыли скопцы. — И детям закажем!
— Да вы сами поглядите на него — это же мерзкая нерусь, у них же семь пальцев! Господь не желает их спасенья. И нам не надобен! Пусть как есть остается, гибнет… (Илья обмяк от радости). Пояку науськано: «Спасай Расею!», но там же: «Изжог жидов!» Еще не хватало ейную расу разводить!
