— А куда ж его, базилевс, ежели использовать нельзя? Куда прикажете?
— Да чего с ним чикаться, ну отправьте на станцию Березань, к Мелкину… — башка повел дланью. — Старейшина Кугель, распорядитесь!
Илья задрожал членами. Вот и каюк! Вот сейчас и потащат, сатрапы, выводить в расход, на корм песцам. Привяжут по обычаю к верхушкам елей да отпустят.
Но в эту минуту разверзся люк и стражник сверху нерешительно доложил:
— Не гневайтесь, базилевс, тут из лесу, понимаете, пахнет нехорошо. Чую я.
— Точнее!
Стражник громко потянул носом:
— Человечьим духом, базилевс… Я бы сказал, не к ночи будь помянуто, — семенной жидкостью, причем, вы знаете…
Он вдруг завопил:
— Эге, да вон же они крадутся! Вижу живчиков!
Илья взволнованно заворочался на лавке. Не-ет, мальчик не сбежал, а — сбегал за подмогой и привел наших к логову!
— Атас! — решительно завизжал базилевс.
Скопцы с ножами в зубах один за другим быстро карабкались вверх, хватаясь за скобы, и исчезали в открытом люке. Оттуда немедленно понеслись боевые крики, звуки месива, лязг железяк — звоны битвы.
Ох, вовремя подошла помощь, подоспели песцы гнезда Ратмирова!
Тут крышка люка, кем-то задетая, снова захлопнулась, оставив связанного Илью наедине с толстозадым верховодом.
— А ведь желал единственно добра и исключительно мирным путем! — горько пожаловался базилевс, умащиваясь на подушках. — Так разве ж оценят, взять хоть вас, например, — зашли погостить, чай да соль, приятно беседуем. А нешто они поймут, юнцы эти — со льдом в очах и сердце, эти грибные исчадья в гимназических шлемах… Чуть что не по их — сразу крушиловка!
Последовало долгое невнятное жалобное бормотанье и скуленье, по смыслу — «и кастраты чувствовать умеют».
…Крышка погреба с грохотом отвалилась, и шум и ярость внешнего мира ворвались в подземелье с задавленным криком сторожевого скопца:
— Крышка! Братва ломит! Спаса…
Он подавился, рухнул головой вниз и застыл, раскинув руки на пыльном ковре.
Базилевс резво подскочил, проворно отшвырнул мягкую рухлядь в углу, содрал со стены ковер со взятием Измаила, встал на четвереньки и, жалобно пискнув, нырнул в открывшуюся черную узкую дыру.
Илья изо всех сил завертелся, пытаясь освободить руки, но никак не получалось.
— Отче, вы целы? — услышал он знакомый глас свыше.
— Илья Борисович! — громче крикнул Ратмир, беспокойно вглядываясь в подвальный полумрак.
— Не могу встать, к лавке привязан, — слабо отозвался Илья.
Ратмир немедленно прыгнул вниз, пружинисто приземлился — как учили — на четыре лапы, выхватил из-за пояса добытый в бою скопцовский тесак и одним махом перерезал проклятые путы.
