…Я бы мимо ушей и пропустил, мало ли бабы у нас хахалей делят, то обычное ж, летом наедет кто, или как у Лизки, на работу попросятся, а к зиме глядишь, опять бабы сами. Ушел, так ушел, — не первый и не последний. А через скока-то дней стоял я на рыбалке. Слышу, тюкает. Помолчит и снова тюкает. Три дня удивлялся. Патома ночью вышел, сожрало меня любопытство. Покрутился у мыса, а там ясно ж дело — где палатка, где две. Костерочки. Но этот — я ж знаю, в жизни не подлезешь туда! Вот думаю, что за йога такой завелся? Чисто робинзон. И чего колотит?
— Ты его нашел да? Гордей. Он…
— Ага, — старик замолчал, выжидательно глядя в отчаянное лицо.
— Он как, он здоров? Какой он?
— Ага, — согласился довольный Гордей, — тощий, жилистый. Мой Санька такой был, когда в пацанах еще. Короче я ему раза три пожрать привез, картохи там, рыбы, консервов. И воды, чтоб сам не лазил по кручам. Ракушек он сам драл, на камнях. Ничего про себя не рассказывал, стоит, молотком тюкает, шагнет назад и снова тюкает. Больше я болтал, про Лизку спросил, про серьги ейные. А он усмехнулся, ну, говорит, чего я женщину стану надежить, извинился, сказал, ухожу, вот она и обиделась. А чего спрашую, правда уголовник-то? И спросил-то зря, тюрьма на человеке всегда след ставит. По глазам видно, да еще как вот молчит. Или как водку пьет. Не, мы с ним не пили. Я ему вина привез, сам и выпил, ибо парень твой отказался сразу. Я говорит, все свое уж попил, до конца жизни. Думаю, в завязке он. И вот тока когда уже засобирался ехать, стали прощаться, я, конечно, спросил, не вынес, что за цаца сердечная на память тут мне остается? Он ажно дернулся. И засмеялся. Вот, говорит, дед, угадал, так угадал. То моя цаца, моя ляля, золотая кукла Инга, моя девочка. Ты ее говорит, береги. С тем и ищез. Больше не было его тут. Ты не плачь. Кому сказал. Вон уж парни, гляди, полощутся и Нюха с ними. И еще девки пищат. А ты вылезешь, с опухшим лицом.
Сурово морщась, повел байду наискось, чтоб высадить Ингу подальше от шумной компании. Вылез, подхватывая ее как куклу, и ставя в мелкую воду. Издалека, шлепая по воде сильными ногами, мчался Олега, оря и размахивая руками. А рядом летела Нюха, в одних крошечных узких плавках, светя розовыми сосками маленьких грудей.
— Мо-ом? Вас куда унесло? Вы на рыбалке были? А рыба где? Черт, ты плачешь, что ли? Гордей, она чего плачет у тебя?
Нюха деликатно отжала шумного Олегу плечиком, взяла Ингины дрожащие пальцы в теплую мокрую руку. Распорядилась, таща ее по песку за собой:
