Открыв глаза в сумерки с сырым запахом пряностей, так и подумала сначала — вот! Уснула туда и проснулась там же, теперь только идти вперёд, разыскивая глазами монетку света. Но память выпала из головы свитком и стала разворачиваться — до руки смуглого человека под её щекой.
Лада повернула голову. Под щекой шевельнулись пальцы…Он так и сидел, поблёскивали согнутые колени и чернела силуэтом голова. Увеличилась, приближаясь, стали видны глаза. Лада вспомнила: когда боялась, не будила Липыча. Он не знал, что ей страшно ночами. Утром ему на работу, а через пару недель в рейс. И на три месяца она снова одна среди маленькой толпы чужих людей. И так всю её семейную жизнь. До беременности.
Заныло плечо, и сидящий мужчина вздохнул прерывисто, замер. Когда плечо отпустило, Лада приподнялась и села, отодвигаясь. Он положил на колени ладони, и блики от луны погасли.
— Хочешь поесть? Или воды?
Говоря незнакомые слова, нашарил за спиной кувшинчик, протянул ей. Когда отвела рукой, тем же жестом — миску, накрытую листьями.
— Нет. Ешь сам. Мне в туалет, — она съёжилась, не представляя, как дальше объяснить. После небольшого молчания встала и, обойдя сидящего, двинулась к двери, нарисованной бледными линиями лунного света сквозь щели в досках.
— Нет! — как поднялся и подскочил, не услышала, только возглас и рывок за руку, хорошо не за ту, где на плече повязка.
— Пусти! — вырвалась и заговорила с возмущением, путая слова и взмахивая левой рукой:
— Ну и что теперь? Если нельзя там, туда, показывай, где можно! Я лопну скоро.
— На рассвете рассыплется знак, — ответил мастер, — и останется еще один. После третьего двери откроются, но до того надо сделать работу. Я ждал, когда ты поспишь. Я ещё раз делал, но не сумел так.
Лада оглянулась в угол, где дрожали над столом перемешанные радуги. В светильниках плавали умершие огрызки фитилей, и свет стоял тусклым колпаком над столешницей, не идя дальше. Рассмотреть хижину было почти невозможно. Переминаясь с ноги на ногу, прижала руку к животу и только сейчас заметила, что вставая, завернулась в рваную циновку.
— Слушай, я не знаю, как быть. Не пойму. Я!..
И бросилась в самый дальний угол, присела там на щелястый пол, кривясь от злости и держа на весу края накидки. Мужчина стоял неподвижно, в полумраке заслоняя дверь. Выдохнув с облегчением, Лада поднялась и постояла в нерешительности, думая, идти ли обратно, к нему. И как он теперь?
Но он будто и не понял, что она там, в углу. Подошёл и потянул за руку, к столу. Сел на корточки рядом с куполом тусклого света и, подняв лицо, заговорил быстро, показывая на осколки. Лада затянула край ткани подмышками, чтоб освободить руки.
