Лицо ее побледнело от внутреннего волнения. Грудь поднималась прерывисто и высоко. Глаза ее были устремлены куда-то вдаль: точно она видела там вдали того, кого так горячо, с такой глубокой тоской призывала в своей песне.
— Хорошо, ей богу, хорошо! — вырвалось у Егорина, когда Катя, закончив романс, быстро подошла к столу. Она жадно отпила полбокала шампанского. Шура смотрела на нее большими восторженными глазами, все еще находясь под обаянием пения.
Тапёр тихо перебирал клавиши.
— Ступайте, больше я петь не буду, — сказала Катя, устало откидываясь на спинку кресла.
Тапёр молча повиновался.
— Пойдем и мы с тобой, Шура! — поднялся Егорин, — пройдемся по коридору.
Катя и Иван Семенович остались вдвоем.
— Эх, Катя! — странным, точно не своим голосом заговорил Кочеров, если бы ты только захотела! Душу бы за тебя положил!
Девушка устало покачала головой.
— Опять за старое! Голубь ты мой, брось! Что себя расстраивать попусту…
— Люблю ведь я тебя, Катя, крепко люблю! Слово только одно — весь твой!
— Многие меня, голубь мой, любили, — грустно отозвалась Катя, многие по мне с ума сходили, еще там, в Москве, а где они теперь! И что со мной сталось! Была я когда-то звездой кафешантанной — на собственных рысаках каталась… А теперь! Все, милый мой, пройдет, все забудется!.. Давай выпьем лучше с горя!!!
13. Сенька Козырь у тихой пристани
Читатель, верно, помнит удивление, овладевшее Козырем при виде внезапно появившегося татарина.
— Откуда ты взялся? — удивленно спросил он.
«Татарин» расхохотался.
— Что, не узнал? Приятель!
Козырь был окончательно сражен.
Что за притча! — размышлял он, — по голосу, как будто Сашка, а с виду форменный татарин! Перенарядился он, что ли!
— Ну, гайда, теперь! — скомандовал Сашка. — Понравился тебе мой маскарад? Это, брат, мне необходимо, потому что в тот дом, куда мы сейчас пойдем, надо являться с осторожностью.
— Ну, брат, и штукарь ты, — покачал головой Козырь, — если бы ты не заговорил своим настоящим голосом, ей богу же, я бы не узнал!
— Здесь у меня, милый друг, — кивнул головой Александр, указывая на соседнюю комнату, целый склад всевозможных вещей и костюмов. Нечто вроде уборной артиста. Сегодня я татарином нарядился, а завтра, если понадобится, монахом буду. Так-то, брат!
Козырь почтительно слушал Александра и невольно перебирал в своей памяти все рассказы, которые ему приходилось слышать о ловкости и находчивости Сашки Пройди-света.
Когда они спускались вниз по лестнице, Александр обернулся к Семену и отрывисто произнес:
