Женихи вернулись от инспектора.
— Ну что? — спрашивали их с любопытством.
— Везет ли, Аксен Иваныч? — говорил Ipse.
— Вот тебе — читай.
Ipse взял из рук Аксютки осьмушку исписанной бумаги и начал по ней читать громко:
БИЛЕТ
Ученик Аксен Иванов уволен в город для свидания со своею невестою, Ириною Вознесенскою, 18… года, 23 октября, с 4 часов по-полудни до 9 часов вечера.
Далее следовала подпись инспектора.
— Браво, Аксютка! — кричали товарищи.
У Васенды и Азинуса были такие же билеты.
Но остальные два претендента пробирались на священные парты Камчатки с унылым и понуренным видом.
— Вы что?
— Их сначала будут румянить и уж потом на смотрины.
Раздался смех.
Униженные и оскорбленные, усевшись на место, положили с отчаянием свои победные головы на руки.
— Этому, — пояснял Аксютка, указывая на великовозрастного бурсака, — инспектор сказал: «Я тебя замечал в нетрезвом виде — какой же из тебя выйдет муж… Нет, вместо свадьбы устрою тебе баню».
— Поздравьте, господа, — дополнил Аксютка, — молодых с законным браком.
Хохот.
— А этому, — говорил Аксютка, указывая на другого отверженного жениха, — оказалось всего четырнадцать лет.
— Вот так жених!
— Смазь ему, ребята!
— Салазки жениху!
Несчастного окончательно унизили и оскорбили широчайшей смазью и беспощадными салазками. В другое время он протестовал бы, но теперь стыдно было, что он, четырнадцатилетний мальчик, задумал брачиться с тридцатидвухлетней древностью. Кроме того, его мучил страх грядущих румян. С горя, стыда и страха он заплакал.
К нему подошел Тавля, приподнял его голову, ущемил двумя перстами нос жениха и потянул через парту..
— У-у-у! — затянул он.
Класс захохотал.
— Молокосос!
Тавля после того еще надрал ему уши.
Бедняга рыдал, но от стыда не решился просить пощады. С той поры его прозвали «мозглым женихом». Он в тот же вечер ударился в беги. Когда будем говорить о бегунах бурсы, расскажем и о его похождениях.
Около женихов были шум и толкотня. Расспрашивали о приходе, о невесте, о доходах, давали советы и снаряжали на завтрашний день к невесте. Общая внимательность и предупредительность показывали то напряженное состояние духа учеников, в котором они находились. Это выразилось тем, что товарищи охотно предлагали женихам кто новенький сюртучок, кто брюки, кто жилет, даже сапоги и белье. Азинус на другой день сбросил с себя тиковый халат и дырявые сапоги, у которых вместо подметок были привязаны дощечки деревянные, и явился франтом хоть куда. Все это напоминает нам тех беглых арестантов, которых г. Достоевский изобразил в «Мертвом доме». Как там товарищи радовались за освободившихся от каторги, так и здесь радовались за освободившихся от бурсы.
