- Передышка! – объявил Труслоу.
Старбак, переводя дыхание, с чувством высказался себе под нос:
- Будь ты проклят, чёрт бородатый!
Сквернословить он до сих пор не обвыкся. Где-то в глубине его сознания жила детская убеждённость в том, что на небесах всякий раз, когда с губ Натаниэля срывается ругательство, ангел, хмурясь, заносит этот грех на скрижали. А грех сквернословия по тяжести равнялся греху воровства. Отрицательное отношение к брани нисколько не смягчило пребывание в развесёлой труппе майора Трабелла, где ругмя-ругались все подряд, без разбора возраста и пола. Теперь же он отвёл душу и выпрямился.
- Эй! – гаркнул Труслоу, и Старбак втянул в плечи голову, боясь, что тот его услышал.
Но южанину было не до Старбака. Пропил оканчивался за пару сантиметров до края бревна, для продолжения работы требовалось ствол сдвинуть.
- Хватай! – Труслоу спихнул в яму обрубок крепкой ветки с развилкой, - Подопри дальний конец и поднажми, когда скажу.
Старбак поднажал, перемещая бревно сантиметр за сантиметром до нужной точки, и был вознаграждён краткой передышкой, в течение которой Труслоу забивал в распил клинья.
- И какими же немыслимыми благами поручил соблазнять меня Фальконер? – полюбопытствовал крепыш.
- Пятьдесят долларов премии. – ответил Натаниэль, с удивлением отметив, что в проницательности поганцу не откажешь, - Вам прочитать письмо?
Труслоу осклабился:
- Думаешь, я читать не умею, а?
- Тогда прочтите сами.
- Пятьдесят долларов, говоришь? Покупает меня… Фальконер верит, что может купить всё, что пожелает, лошадь ли, мужчину, шлюху. Беда в том, что покупки быстро ему надоедают, и разницы нет, идёт речь обо мне или о тебе…
- Меня он не покупал. – возразил Старбак не совсем искренне и твёрдо заявил, - Полковник Фальконер – хороший человек.
- Тебе известно, почему он освободил своих негров?
Версия Птички-Дятла о желании полковника подложить свинью супруге доверия у Старбака не вызывала. Озвучивать её не хотелось и юноша решительно сказал:
- Потому что это было правильно.
- Может, и так, - хмыкнул Труслоу, - Правильно-неправильно, не о том разговор. Рабов он отпустил из-за женщины. Не веришь мне, - спросишь Ропера. Прикатила к нам из Филадельфии цаца с ветром в голове. Поучить нас, убогих, жизни. Подцепила Фальконера и намекнула, дескать, от всяческих благородных поступков у неё ножки подламываются, и она враз хлопается на спинку. Тот лопух рад стараться: губёшки развесил и всех черномазых на свободу! А вместо обещанного сладенького – большие глаза и благородное негодование: я порядочная, как вы подумать могли? В общем, выставила его на посмешище перед всей Виргинией. Он и Легион затеял, чтобы заставить земляков забыть, какого маху он дал. С героя войны взятки гладки. Берись за пилу.
