И она сделала то единственное, что могло спасти ее в сложившихся обстоятельствах.
– Ах, Эрон, – проговорила она настолько сухо, насколько смогла, – ты знаешь, мне почти жалко тебя! Опуститься до подобной лжи! Ну неужели ты не можешь просто с достоинством принять поражение?
У него глаза полезли из орбит. Во всяком случае, белки кругом радужек видны были отчетливо.
– Ложь? Никакая это не ложь! Ты хотела меня точно так же, как и я тебя! Ты должна признать это правдой и еще спасибо сказать, что я по-прежнему согласен взять тебя в жены!
Король Гай откинулся на спинку трона и наблюдал за ними, сложив пальцы домиком.
– Я вижу, – сказал он затем, – тут у нас расхождение во мнениях. Между тем я очень ценю правду и считаю ее делом наиважнейшим. Ложь неприемлема ни в каком виде. Так ты говоришь, принцесса, что в столь важном деле этот юноша лжет?
– Да! – не задумываясь, ответила Клео. Она смотрела на короля, ее взор был ясен и чист. – Он лжет.
– Клео! – возмущенно выкрикнул Эрон.
– В таком случае у меня нет выбора: я должен поверить тебе. – И король кивнул Магнусу. – Напомни, сын мой, что у нас в Лимеросе делают с теми, кто пытается лгать королю?
– Наказание за подобную ложь – усекновение языка, – ответил Магнус, стоявший с обычным непроницаемым видом, скрестив руки на груди.
Король кивнул и сделал знак.
Двое стражников тотчас же шагнули вперед и крепко взяли Эрона за плечи. Он ахнул, его лицо исказилось от ужаса.
– Ваше величество, вы не можете так со мной поступить! Я не лгу! Я ни в коем случае не стал бы вам лгать! Я вам всячески повинуюсь! Вы теперь мой король и повелитель! Пожалуйста, пожалуйста, вы должны мне поверить!
Король ничего не ответил, лишь кивнул еще одному стражнику, и тот подошел, на ходу вытаскивая кинжал из поясных ножен.
Эрона силой поставили на колени. Четвертый стражник ухватил его за подбородок и за волосы и принудил открыть рот. Тот, что с кинжалом, стиснул металлическим зажимом и вытянул Эрону язык. Молодой придворный издал придушенный вопль ужаса.
Клео потрясенно наблюдала за происходившим.
Она терпеть не могла Эрона. Клео сама себя ненавидела за ту глупую выходку, когда она переспала с ним. Утешало лишь то, что она в тот вечер была слишком пьяна и самой близости толком не запомнила. И он убил Томаса Агеллона, причем ни малейшего раскаяния впоследствии не испытал. Она была вне себя, когда отец просватал ее за этого негодяя. И ненавидела Эрона, у которого мозгов не хватало понять, почему он ей так противен.
