— И это говорит мать, отравившая собственного ребенка хлороформом.
Тяжело вздохнув, она отвечает:
— Наступит день, и ты меня поймешь.
Но похоже, сегодня еще не тот день.
— Нет, нет, нет, — говорю я, вздымая в воздух палец в жесте "даже и не думай". — Не смей изображать ответственную мать. Не будем забывать значение прошедших чертовых восемнадцати лет, Налия.
Ну вот. Я это сказала. В конечном счете, этому разговору быть. Вина проступила на ее лице, отразившись в изгибе губ.
Налия, принцесса рода Посейдона, складывает руки на коленях с раздражающим спокойствием.
— Как будто ты сама не скрывала пару тайн. Я готова поделится своими, если ты сделаешь тоже самое.
Я откидываюсь назад, опираясь на локти.
— Мои секреты — твои секреты, помнишь?
— Нет,— она качает головой. — Я не говорю о том, кто ты. Я говорю о твоем парне и его друзьях. И о том, что они рассказали тебе.
— Гален все рассказал перед тем, как отправиться за Громом. Я знаю не больше твоего.
— О, Эмма, — с жалостью в голосе отвечает мама. — Они врут про Грома. Он мертв.
Неожиданный поворот.
— С чего ты это взяла?
— С того, что это я его убила.
Чувствую, как мои глаза округляются.
— Что-что?
— Это было давно, несчастный случай. Уверена, твои новые друзья думают иначе. Эмма, Гален и Тораф не за Громом пошли. Они приведут Сирен, чтобы меня арестовать. Зачем, по-твоему, они велели Рейне не спускать с меня глаз?
— Ну, может, ты вела себя как ненормальная?
— Если бы дело было только в этом.
Нужно несколько минут, чтобы переварить все это, и мама дает мне передышку от болтовни. Снова и снова я повторяю себе — мама думает, что Гром мертв. Будто и в правду верит в это. Что заставляет меня задуматься о нескольких вещах.
В принципе, я никогда не видела Грома. Все, что я о нем знаю — это то, что рассказал мне Гален. Но Гален врал мне и раньше. Все внутри меня сжимается от одной лишь мысли, что, возможно, он все еще врет. Но зачем ему это? Чтобы убедиться, не дам ли я маме сбежать?
Неужели Гален и Тораф могут быть настолько ужасными, чтобы обмануть меня ради ареста мамы?
С другой стороны, я не могу упустить и тот факт, что мама тоже врала мне. На протяжении чертовых восемнадцати лет. Потом она накачала меня, выкрала из дому и поселила в каком-то дешевом мотеле, пахнущем прошлым веком. Но сейчас — середина недели, а это значит, — я пропускаю школу, а она работу. Она бы не вырвала нас из нормальной жизни, если бы не думала, что это серьезно.
Более того — этот разговор изматывает ее, словно старит: губы поникли, глаза впали, а сама она глубоко осела в кресле. Она действительно верит, что Гром мертв.
