— Еще немного, и я окажусь под столом, — запротестовал Гавагол.
— Либо ты начинаешь верить мне, а? — Лицо Лудильщика стало лукавым.
— О, нет. То есть, я верю тебе…
— Чтоб тебя! — вдруг рявкнул Лудильщик с диким выражением глаз. В уголке его рта заблестела слюна. — Да ты считаешь меня чокнутым старикашкой, богатым настолько, чтобы владеть космолётом, и достаточно хитрым, чтобы сбежать от своих санитаров. Не отрицай этого, или я мутирую тебя в ночного угря и привяжу ко дну Неделимого Океана!
Колени Гавагола под столом слаженно затряслись. Он не мог придумать, чтобы такого сказать, поэтому сидел тихо, пришибленный ликером и страхом. Теперь он поверил старику. Он сидел лицом к лицу с легендой.
Так же быстро, как и началась, ярость Лудильщика сошла на нет, и он улыбнулся. — Не бери в голову, молодой человек. Ты единственный собутыльник, который имеется в городе. Так что я послежу за своими манерами. — Лудильщик компанейски поднял бокал.
Внезапно Гавагол понял, что в первый раз за те годы, которые он провел на Чолдере, он был не один. Испуганный, да, но не одинокий.
Он выпил, затем еще; он начал говорить. Лудильщик слушал: кивая; издавая звуки, обозначающие интерес; разливая, когда стаканы опустошались.
Гавагол рассказывал о своей работе, вначале подчеркивая огромную ответственность, возложенную на него Городом и управляющей компанией. Но став пьянее, свернул ближе к истине: что его должность просто дань традиции, бесполезный придаток к совершенному организму, и что он провел свои годы здесь, наблюдая за способностью Города обойтись без него.
Лудильщик пробормотал что-то сочувственное и налил.
Гавагол выпил еще и начал говорить о своей бессоннице. Так, мало-помалу, он дошёл до темы своего одиночества.
— Здесь нет никого. Никого. В Городе нет механизмов, обладающих свободой воли, так что мне даже с роботом не поговорить.
Расчувствовавшийся Гавагол вытер слезу. — Это глупо, но… Однажды я попытался завести домашнее животное. Все чистящие мехи выглядят здесь одинаково: квадратные мономольные плиты с ножками. Ну и как можно создать любимца, если его невозможно отличить от других? Дурацкая идея, на самом деле, но я думал, что это может помочь.
Он сделал еще один долгий глоток, его голова кружилась. — Я написал имя на его корпусе — Ральф, так я его назвал. Я надеялся, что это поможет. Я разговаривал с ним, и немного специально мусорил, чтобы понаблюдать, как он убирает. Мне казалось, это радует его. Смешно, я знаю.
