Молитвенные подвиги до того умягчили сердце подвижника, что он стал постоянно проливать слезы умиления, особенно в храме, во время поучений.
«— Ты плачешь, отец Наум, а что же я не могу плакать? — говорил ему один молодой инок.
— Придет время, придет, — отвечал Наум, едва сдерживая слезы» (1, с. 158).
В 1826 году Соловецким настоятелем определен был архимандрит Новгородского Кирилловского монастыря Досифей. Он был соловецкий постриженник. Во дни своего монашеского новоначалия будущий пастырь трудился вместе с послушником Наумом на звериной и рыбной ловле и обучал его тогда русской грамоте. Новый настоятель, прибыв в скит, едва узнал в хилом и изможденном старце, одетом в рубище, своего бывшего сотрудника, тридцать шесть лет безропотно трудившегося на пользу обители. Призвав его в монастырь, архимандрит Досифей уволил его от обязательных трудов и поручил чтение синодика в церкви преподобных Зосимы и Савватия, а также возжжение лампад в часовнях преподобных Германа и Иринарха.
Двадцать семь лет, до самой кончины, как неугасимая свеча, простоял отец Наум на определенной ему службе при гробах святых Соловецких чудотворцев, не изменив, несмотря на преклонные лета, и здесь образа своей жизни.
Храм преподобных никогда не отапливался даже зимой, а отец Наум, во время самых сильных морозов, никогда не надевал теплой одежды и по–прежнему носил только подряс–ник и рясу. Иногда, с чувством сострадания, некоторые ему замечали: «Батюшка, ведь ты застыл», но он с улыбкою отвечал: «Ничего; зато не дремлется» (1, с. 159).
Будучи свободным от общих трудовых послушаний, в остающееся от богослужения и келейных молитв время старец не позволял себе быть в праздности. Зимой он занимался заготовкой дров и изготовлением деревянных поплавков для рыболовных сетей. Этими поплавками постоянно была наполнена вся его келья, так что едва оставалось место для прохода. Для летних трудов он имел в разных местах пять небольших, им самим устроенных, огородов, из которых ближайший был под окнами кельи, а дальние на расстоянии версты от монастыря. Здесь, как неутомимый муравей, он трудился ежедневно: сеял ячмень и овес, сажал разные овощи. Но редко он вкушал от плода рук своих — раздавал всё братии и приезжавшим землякам–карелам.
Постоянными его сожителями были петух и кот. Из них первый заменил ему часы и, конечно, служил символом бодрствования и духовного трезвения. Сон отца Наума был очень короткий: днем он никогда не спал; ночью же, за час до утреннего богослужения, старец будил своих соседей звоном в колокольчик, повешенный в коридоре. Постелью служила ему простая доска в полторы четверти шириной, а изголовьем — полено.
