продала машинное судно, отданное ей на хранение. Хранить надоело, и объявила ратуша о продаже его за двести рублей – на дрова.
Двухсот рублей у Кулибина не случилось. Впрочем, и не очень это судно нужно Ивану Петровичу: среди бумаг его лежит новый проект, совершеннее прежнего.
Сломали машинное судно, сожгли в печах.
Тогда одолела Кулибина старость. Она разливалась по телу. То ноги болели нестерпимо, то кашлял Иван Петрович необыкновенным кашлем. Писал сыну о нездоровости, думал, что смерть может прийти неожиданно.
А самодвижимая машина не готова. После пожара строил все наново – прежняя модель сгорела. Объела машина дочиста. Словно дурная наседка: клохчет, вот-вот яйцо снесет, а глядишь – обман. Денег нет, долгов не счесть.
И новые чертежи и переделка модели. Долго работать было не под силу. Уходил с дочками гулять к оврагу. Мастерил им затейливые игрушки. Через ручей перекинул мост – на быках, разводной. По ручью пустил расшиву с механическим колесом и бечевой. Расшива шла против течения. А в трюм девочки насыпа́ли соль, чтобы было совсем как на волжских судах, что приходят в Нижний с низовья. Дернешь за веревочку – и поднимается разводная часть моста для пропуска расшивы.
Ручей был тот самый, на котором мальчиком Кулибин строил плотину.
В именины младшенькой Иван Петрович сочинил фейерверк, и сад был освещен зеркальным фонарем.
А потом почти все дни лежал: не было сил. И сна ночью не было. Когда засыпала жена, доставал из-под подушки чертежи. Работать лекарь вовсе не позволил. Только ночью, тайком, заслонив книгой свечу, поправлял Иван Петрович чертежи самодвижимой машины.
Мысли были не очень грустные. Да, гордого моста через Неву не увидит, машинных судов на Волге не увидит. А сочинены проекты хорошо, особенно мост. Не обманул орлов, что прилетали в молодости на подоконник. Пусть тот, другой орел, двуглавый, смотрит мимо. Все равно будет мост через Неву, пойдут машинные суда по Волге! Вспомнит ли тогда Отчизна своего мастера? Вспомнит ли о неусыпном его труде? Не важно. Не для того был труд. Не ради славы. Он был для пользы народной. И труд был счастье – значит, жизнь радостна. А беды – что ж о бедах вспоминать… Неинтересно.
Кулибин заснул.
И в последний раз ему приснился орел. Он сидел на высокой скале, спокойный, сложив крылья и словно бы раздумывая о важном, и словно бы видел зорким глазом сквозь утреннюю дымку, что придет завтра. Но дымка была густа, непрозрачна. Иван Петрович не узнал, что видел орел. И больше не проснулся…
