— Да.
— Но пострадали они по-разному, не так ли? Вашего сына она била.
— Первый раз палкой, а второй раз руками.
— Она как-то объяснила, за что?
— Нет, сказала только, что ненавидит его. Она много раз это повторила.
— Ну, с мачехами такое порой случается. Посмертная ревность, так сказать. Леди по характеру ревнива?
— Да, очень ревнива… Она ведь родом из тропических краев, поэтому ревность ее так же страстна, как и любовь.
— Но мальчик… Ему ведь пятнадцать, и он должен быть очень развит умственно, раз его тело ограничено в движении. Сам он как-нибудь объяснял, что между ними произошло?
— Нет, он сказал, что не знает, из-за чего она на него накинулась.
— До этого они дружили?
— Нет, особой любви между ними никогда не было.
— Но вы говорите, у него любящее сердце.
— Другого такого преданного сына, как он, нет. Моя жизнь — это его жизнь. Он живет тем, что я говорю или делаю.
Холмс снова что-то записал. На какое-то время он задумался.
— Несомненно, вы были с ним очень дружны до второго брака. Проводили вместе все время, не так ли?
— Да-да, так и было.
— И мальчик с таким нежным сердцем наверняка был предан памяти матери?
— Он очень по ней скучал.
— Хм… Не сомневаюсь, что это необычный молодой человек. Еще вопрос: эти нападения на малыша и на вашего сына произошли примерно в одно и то же время?
— В первом случае да. Она словно обезумела. Ее бешенство выплеснулось сразу на обоих. Во второй раз пострадал только Джек. Миссис Мейсон не говорила, что с малышом что-то случилось.
— Это несколько усложняет дело.
— Я не совсем вас понимаю, мистер Холмс.
— Возможно. Приступая к расследованию, всегда строишь какие-то предварительные версии, которые со временем будут подтверждены или опровергнуты новыми данными. Это плохая привычка, мистер Фергюсон, но человек по природе своей слаб. Боюсь, ваш друг Ватсон несколько преувеличил степень научности моих методов. Впрочем, я могу вас обнадежить: на данном этапе ваше дело не кажется мне неразрешимым, так что в два часа ждите нас на вокзале Виктория.
Был хмурый и туманный ноябрьский вечер, когда мы, оставив сумки в гостинице «Шахматная доска» в Лемберли, двинулись в путь по длинной глинистой дороге, уходившей желтой змейкой в размытую суссекскую равнину. Наконец наш экипаж остановился у старинного уединенного фермерского дома, в котором обитал Фергюсон. Это было большое широкое здание с высокими тюдоровскими дымоходами и сплошь заросшей лишайником крутой крышей под хоршемским горбылем. Центральная часть его была очень старой, но крылья имели все признаки современной постройки. Каменные ступеньки крыльца были протерты ногами многих поколений обитателей этого дома, а на древней плитке, которой оно было выложено, красовалось изображение человека и сыра. Сей ребус указывал на фамилию первого строителя этого дома
