— Отудобел, фу-ты, ну-ты! — радовался дед.
Вскоре после этого приехала врачиха, выстукивала Павла, вертела так и сяк.
— Ну, что же! — блеснула глазами, — Теперь гулять, есть, спать, и как можно больше!
Заплакала Васеня, заморгал дед Футынуты на радостях. А Юлька не приходила. Павел ждал. Гулял ли по тропинке среди сосен, вглядывался ли в даль леса. Сидел ли у окна, прислушивался к каждому шороху, к каждому стуку. Дед усмехался, хитро посматривая на Павла. Теперь, когда болезнь отступила, Павлу не терпелось вырваться из ее когтей совсем. Он хватался за любую посильную работу.
Зимами дед плел корзины, ладил туеса из бересты. Павел садился рядом, учился старинному ремеслу, мечтал:
— Вот выпустишь меня из своего лазарета, перво-наперво — женюсь! И чтоб сразу — сын! Так и прикажу Ульянке: чтоб сына мне принесла!
Дед подтрунивал:
— Ульянке… Где она, твоя Ульянка? Спугнул девку, фу-ты, ну-ты! Мотри, надорвалась любеть-то тебя!
У Павла сами собой растягивались в широченную, улыбку губы от этого слова «любеть». Подмигивал деду: мол, придет!
Но пришла Тоня. Пока скрипела под окнами пимами, пока обметала голичком снег с них, замерли руки Павла на туеске. Когда распахнулась дверь, не мог долго опомниться: ждал одну, пришла другая.
Перекинулись словом, другим, и говорить не о чем. Дед недружелюбно постреливал из своих зарослей. Тоня ждала, что он выйдет. Но он не выходил.
— Не сердишься, что не приходила?
— Не сержусь.
Тоня вертела в руках туесок, закрывала да открывала его. Павел плел корзину, не отрывался.
— Ну, пойду, — сказала Тоня. — Поздно уже…
— Да, девка, — вмешался дед, — поздновато ты пришла! Волки задерут, фу-ты, ну-ты!
После посещения Тони Павел не на шутку затосковал по Юльке. Дед смотрел, смотрел на него, придумал развеселить. Достал из тайника плотно запечатанный туес:
— Давай-ка, Панка, разговеемся! Теперь уж можно тебе, пользительно даже.
Запенилась в кружках медовуха. Дед достал из ларя балалайку, отер с нее пыль рукавом, разгладил на грифе выцветшую ленточку (старуха еще, царство ей небесное, привязывала).
Незабудочка-цветочек,
Незабудочка-трава,
Не забудь меня, миленок!
Не забуду я тебя!
— частил дед по струнам, подпевал озорно.
— А может, она другого завела, а, дед? — разомлел после кружки медовухи Павел. — Скажет: хворый, никудышный, чего мне с ним валандаться?
Я тогда тебя забуду,
Мой миленок дорогой,
Когда вырастет на камушке
Цветочек голубой! —
подзадоривал дед.
Оживился Павел, когда Лариска прибежала. Понял: нарочный от Юльки.
