У старинного тесового дома отдышалась, застучала что было силы в ветхую калитку. Скрипнула сенная дверь, захрустел под валенками снег.
— Юлька? — удивилась Тоня. — Проходи!
Юлька упрямо мотнула головой:
— Я здесь…
— Холодно, проходи! — Тоня куталась в шаль.
Я свою соперницу
Повезу на мельницу!
Брошу в омут головой —
Все равно миленок мой! —
пробежала мимо ворот стая малявок с хохотом.
— Дождалась? — засмеялась невесело Тоня, захлопнула за Юлькой калитку. — А пимы-то? Ты пахала ими, ли чо ли?
В горнице никого не было.
— Ну? — повернулась к гостье Тоня.
Юлька молча смотрела на чемоданчик у двери.
— На танцы явилась? — проговорила наконец. Не сдержалась, бросила своей мучительнице в лицо: — Фэзэошница выщипанная! Присушила! В город сманила! А теперь — танцы!
— Ты что, сдурела? — закричала в ответ «фэзэошница» и осеклась: — С Панкой, ли чо ли, плохо? Ну! Не молчи ты!
Юлька опомнилась: не за тем пришла. Заговорила, глядя мимо Тони:
— Сохнет он по тебе. Шибко. И гитару попросил, потому что тоскливо ему. Нынче пришла, а он сидит и песню про тебя поет. Про тебя песня… Если бы ты слышала! И сидеть-то еще не может…
Тоня куталась в шаль, молчала.
— Мы лечим его, лечим, а ты и издали сушишь. Не пришла бы я к тебе! — опять сорвалась на крик Юлька. — Ни в жисть бы не пришла! Да Панку жалко шибко!
Кусала Тоня крашеные губы.
— Дурочка ты еще, Юлька. Ты разве не помнишь? Ведь была, когда мы их на войну провожали. Кого я проводила — да не встретила?
Юлька помнила: не отходил от Тони в тот день Петьша. Смотрел с отчаянием, бритоголовый, растерянный.
— Сон я вижу, один и тот же, — рассказывала строго Тоня. — Вот будто иду я по школьному лесу (мы с Петей все там гуляли), вот иду, а весна! Ветреники цветут, березовка из порезов капает. Иду я, а навстречу мне Петя. Я бросаюсь к нему: «Ты не погиб? — кричу. — Вернулся?» — «Вернулся, — он говорит. — Это тебя обманули, что погиб», — и берет меня за руку, и мы идем по лесу. И такая я во сне том счастливая! А просыпаюсь…
Юлька не знала, что и сказать ей на это, так похожа боль Тони на ее собственную.
— Не скрою, — продолжала Тоня, — Панку встретила, подумала: хоть один из наших ребят вернулся, может, судьба… Да нет, видно, не судьба… Хоть лучше ему?
— Встанет скоро.
— Ну, слава богу! — вздохнула Тоня, словно груз с нее какой сняли. Помолчала, добавила: — А милостыня Панке не нужна…
— Мне тоже, — самой себе сказала Юлька,
— Что? — вспомнила о ней Тоня,
— Так, ничего.
