Хотя здоровый организм подростка болезнь одолел, происшествие это произвело на самолюбивого и впечатлительного Максима особо глубокое воздействие и, можно даже сказать, повлияло на всю его дальнейшую жизнь. С одной стороны, он возненавидел обман и насилие, с другой, стал крайне недоверчивым, подозревая за самыми благими обещаниями и посулами помыслы нечистые.
Конечно, сформировалось это в сознании четко гораздо позже, а пока философствовать особенно не приходилось, учение у столяра оказалось нелегким, и потребовалось немало попотеть, чтобы добиться первых успехов. Свою трудовую жизнь он описал в послании родителям:
«Лети, мой листок, с запада на восток.
Лети, не свивайся, никому в руки не давайся, а дайся тому, кто мил сердцу моему.
Дорогая мамаша и папаша!
Родные сестренки и братишки!
Посылаю вам низкий поклон от бела лица до самой сырой земли, а также первый мой заработок, из которого я ни грошика не истратил, честно заработанные пять рублей. Купите на эти деньги что нужнее…»
Далее шло описание быта и развлечений:
«Живу и сплю я в мастерской, под верстаком на стружках. Стружки мягкие и пахнут хорошо. Стараюсь понять премудрость столярного мастерства, чтобы научиться любую вещь делать, хоть из ореха, хоть из красного дерева.
Хозяева меня из дому выпускают редко. Даже в церкви был всего два раза, видел, как еврея крестили в нашу веру, вот и все…»
А под конец прорвалось горькое:
«По вас сильно соскучился, так что и рассказать не могу. Не одна горючая слеза в стружки скатилась.
Скорее приезжайте сюда!»
Письмо оказалось решающим. Пряхины начали собираться в дорогу, кроме старшей дочери Анастасии, которая уже была замужем и осталась жить на хуторе…
Осенью того же года младшую сестру, Таню, приняли в школу.
К учебе Таня стремилась давно. С раннего детства она замечала, что образованные живут иначе, прежде всего в чистоте, а хуторянин, будь он хоть первый богатей, вроде Игната Митрофанова, у которого и кони, и быки; и овец отара, и крыша под железом, — а все одно в навозе. Другое дело учительница Мария Васильевна. Игнат, пожалуй, и побогаче учительницы, но разве сравнишь? У того одни иконы, а у нее книги, руки белые, с чисто подстриженными ногтями, запах совсем другой, не хуторской, ароматный, одинаковое с Митрофановыми снохами платье совсем иначе носит. Такой хотела стать и Таня.
На первом уроке учительница, показав ей место за партой, сказала:
— Садись, девочка.
Воспитанная по-деревенски Таня ответила:
