— Да? — спросила она.
Барановский с болью разглядывал бледное лицо с ввалившимися глазами и худые руки, механически перебиравшие бахрому накинутого на плечи вязаного платка.
— Я вижу, как вам тяжело, — сказал он, прекрасно понимая, что утешения бесполезны да и визит его не нужен. — Я только должен передать вам немногие вещи. Они принадлежали Юрию… Но у вас здесь несчастье… Кто-то погиб?
— Квартирантка, — ответила Таня ровным, невыразительным голосом.
Барановский бросил взгляд на мальчишку-подростка, который заметал обтрепанным веником обгорелые клочки бумажек и кровь, загустевшую на снегу. На голове у него громоздилась черная мохнатая папаха, какие после русско-японской войны называли маньчжурскими. В этой большой папахе и таких же не по росту отцовских валенках мальчишка выглядел смешно, но подполковник не позволил себе улыбнуться. Он достал часы и листик со стихами, помявшийся в кармане и потертый на сгибах.
— Вот. Это вам.
Таня развернула листик, но прочитать не смогла, слезы набежали на глаза, и она опустила руку со стихами.
— Как же это?.. Как?..
Подполковник подумал, что она хочет спросить об обстоятельствах смерти Муравьева, и не решился сказать правду.
— Юрий погиб в бою. Он был убит наповал… и совсем не мучился.
Таня не раз слышала и сама повторяла, что погибнуть сразу лучше, чем страдать от смертельных ран, и кивнула:
— Хорошо, что он не мучился.
На самом деле ей хотелось крикнуть: «Да какая разница, если его все равно нет!» Но и крикнуть сил не было.
Да и говорить больше было не о чем.
Сделав, собственно, все, что он собирался сделать, Барановский встал. Ему было тяжко оставлять ее в таком состоянии, но и помочь ей сейчас не мог никто.
— Мне пора в полк.
— Конечно, конечно.
Она сказала это с облегчением. Никакие разговоры о Юрии не могли смягчить ее горе.
— Разрешите откланяться?
— Спасибо.
— Я навещу вас, если позволит служба.
Он подумал: «Если мы удержим город».
— Спасибо, — повторила она.
Когда подполковник вышел на улицу, уже вечерело и заметно подмораживало. Воздух стал суше, и выстрелы, звучали звонче, а может быть, просто ближе… Снег скрипел под сапогами…
Как и предполагал Барановский, рана его была признана неопасной, и прямо из госпиталя подполковник вернулся на квартиру, которую как старший офицер, снимал в ближней прифронтовой станице. Хозяйка, моложавая вдова казака, погибшего еще в восемнадцатом, сбегала по соседям и раздобыла фунт меду.
— Очень полезно для заживления, — сказала она.
